Авторы: Люпи, Moredelven,
Жанр: Angst, Romance, Adult, Slash,BDSM, POV Саша
Рейтинг: NC-17
Размер: как получиться
Статус: в процессе
Предупреждения: СЛЭШ, жестокость, насилие, нецензурная лексика
Пейринг: Николай/Саша, Кирилл, Марина
Размещение: (с)
Саммари:
В этом рассказе продолжается повествование о жизни двух совершенно разных людей.
Александр – честный малый, после всех перипетий жизни сумевший сохранить доброе отношение к людям и радостный взгляд на жизнь.
Николай – человек, побывавший по обе стороны закона и выбравший любовь и понимание, а не мнимый достаток и дружбу.
Они пытаются наладить совместную мирную жизнь, но прошлое не отпускает…
Начало тут
Побег
Осторожно НЦа!
Побег
Все познается в сравнении. Еще совсем недавно я думал, что не смогу прожить без утренних ласковых прикосновений и убеждений просыпаться, запаха кофе, наполняющего комнату, и горячей кружки в руках. Смог. Упрямо сжав губы, открыл глаза под первые попискивания будильника, заставил себя вынырнуть из-под одеяла, рысцой добежать до ванной комнаты, где на вешалке еще вчера вечером оставил домашние брюки. Раньше они каким-то чудесным образом всегда оказывались на прикроватной тумбочке… Так было раньше. Теперь же все иначе и я не имею права жаловаться, потому что сознательно сделал выбор. Я знаю, он где-то есть, живой и здоровый, варит кофе или уже сварил, его волосы немного влажные после душа, который он принимает после утренней пробежки, и пахнут свежестью. От всех этих ассоциаций стало тошно и пришлось гораздо дольше обычного плескать в лицо прохладной водой, чтобы прийти в себя.
«Без тебя пусто».
Лицо в зеркале бледное, а вокруг глаз залегли тени. Хорош, что еще сказать? Не нужно было вчера вообще пить, ведь ничего хорошего алкоголь не приносил. Но я - позорный слабак. Потому что не могу справиться с этим без помощи, пусть и спиртного. В холодильнике с трудом удалось найти йогурт, срок годности которого не закончился, но запах его вызывал тошноту, за что пластиковый стаканчик был безжалостно выброшен в мусорное ведро.
«Без тебя очень пусто».
Спускаясь по лестнице и застегивая на ходу плащ, я твердо решаю, что после работы стоит заехать в супермаркет и закупить запас холостятских продуктов, ведь если так дальше пойдет я рано или поздно умру от голода. А еще нужно настроиться на то, что жизнь продолжается, пусть и с ощутимыми изменениями. Но я смогу их пережить, просто думая, что с ним все хорошо.
«Я смогу побороть пустоту, которая заполнила все без тебя».
Снег валит пушистыми хлопьями, и кажется, все как-то посвежело и стало ощутимо чище. При взгляде на окружающую природу невольно приходит мысль о том, что скоро Новый год, а он должен исполнить все желания.
«Я хочу, чтобы пустота исчезла».
Морозный воздух отрезвляет, приводит в чувства, заставляет посмотреть на мир сквозь прозрачную пленку холода. Если я смогу постоянно думать о жизненных проблемах, не ударяясь в самокопание, то возможно реабилитация пройдет гораздо успешнее, и рано или поздно я смогу жить без него.
Но даже думая обо всем этом, я ловлю себя на мысли, что вновь и вновь вспоминаю теплые карие глаза и ободряющую улыбку.
«Какой же я жалкий».
Прошло меньше суток с того момента, как за ним захлопнулась входная дверь, а я уже чувствую, что опустошен до такой степени, что если так пойдет дальше, то вскоре от прежнего Саши не останется и следа. Я будто иссыхаю изнутри, притом, что чувствую это даже физически, усмехаясь глупости своих ассоциаций. То, что я еще могу улыбаться, не может не радовать; только вот это проявление чувств больше похоже на гримасу боли, нежели чем на открытый жест радушия.
«Я научусь жить с этой пустотой».
В таком полусонном состоянии, полностью погруженный в свои мысли и чувства, я добрался до театра. И пока ехал с открытым настежь окном, а потом шел от стоянки до театра, я ни разу не почувствовал ни холода, ни того как мороз безжалостно щиплет щеки, - только пальцы коченели, затянутые в кожаные перчатки, - но это было тоже настолько неважно и мелко, что не стоило никакого внимания.
- Саш, привет, - я вздрогнул, когда за спиной раздался звонкий голос Марины.
- Привет, - стараюсь выдавить из себя улыбку, кажется, даже что-то получается.
- Что случилось? – какая проницательная девушка. Хотя ей никогда не занимать этого качества, что я, конечно же, ценю. Ведь она единственный мой друг, если можно так сказать.
Мой взгляд прилип к черному воротнику ее куртки, на котором золотом сверкают пушистые рыжие волосы. Сложно сказать, красивая ли она - скорее милая и теперь, когда щеки горят от мороза, похожа на летнее солнышко.
- Саш?
«А что она спросила?» - пытаюсь сосредоточиться, когда мимо проходят еще несколько человек из труппы, весело выкрикивая на ходу:
- Не задерживайтесь! Время!
- Давай, я потом все расскажу, хорошо?
- Хорошо, хорошо, - кивает девушка, за рукав утягивая меня в театр, где уже очень скоро должны начаться классы, медленно перетекающие в репетиции.
Стоило только включиться музыке и тягостные мысли покинули мою голову. Все же если бы не балет, как бы я жил? Уже давно исчез бы от отчаяния.
Как же приятно полностью отдаваться работе, не без удовольствия чувствуя, как тело безропотно подчиняется твои приказам. Это время всегда очень быстро полетает, уступая место получасовому обеденному перерыву, после которого продолжается приятное существование во власти танца. Раньше я с удовольствием шел с Мариной в театральное кафе, чтобы поговорить о пустяках, а сегодня с ужасом ждал этого момента, потому что пообещал ей все рассказать.
А что это «все»? Про заминированные машины, про растяжку у квартиры, про рану Николая и угрозы? Нет, пугать девушку я не могу. Но в другом случае выходит, если я скажу ей, что выгнал его просто так, а теперь мучаюсь, прозвучит по-настоящему безумно.
Что же тогда?
- Ну так что случилось? – не удалось отвертеться от серьезного разговора, но ее голос участливый, а взгляд добрый и успокаивающий, будто говорящий: «Доверься мне». – Если расскажешь, станет гораздо легче, поверь мне, Саш.
«Знаю, что станет легче!» - я почему-то злюсь на нее, но это чувство очень быстро выветривается, уступая место привычной пустоте.
- Мы расстались, - Боже, как же больно это говорить! Думать не так ужасно. Прячу взгляд за кружкой чая, который в этом кафе имеет отвратительный вкус.
- Почему? – она удивлена, но продолжает спрашивать.
- Потому, что я - сволочь, - из груди вырывается полушепот полу-вздох.
- Не говори так. Попытайся рассказать подробнее, может что-то еще можно испра…
- Нет! – я сам испугался того, как отреагировал на ее слова, не говоря уже о реакции самой Марины, которая вжалась в стул.
- Спокойно, не кричи, - голос девушки стал гораздо мягче. – Ты его обидел?
- Да, очень сильно обидел, - глубже вдохнуть, медленно выдохнуть.
- А нельзя извиниться?
- Нет…
- Даже если очень сильно постараться?
«Если бы появилась такая возможность, ни на миг бы не стал сомневаться».
- Нет нельзя, просто поверь, что есть обстоятельства, из-за которых мы больше не можем быть вместе, - как же сильно хочется провалиться сквозь землю.
- Если ничего нельзя исправить, то лучше предпринять кардинальные меры, - девушка говорит очень уверенно.
- Какие? – я не без интереса смотрю на серьезное личико, пытаясь понять без слов, но ничего не выходит.
- Тебе нужно изолировать из своей жизни все, что с ним связано.
Легко сказать, но не так просто сделать. Мысль об этом вызывает саркастическую улыбку, а внутри все сжимается, но уже не так сильно как прежде.
- Как же мне это сделать, когда чуть ли не каждый куст мне напоминает…
- Ты просто зациклился на этом, Саш, - девушка уверенно перебивает, чувствуя, что мои мысли уводят меня в неверном направлении. – Тебе нужно уехать на время отсюда. А когда вернешься, все станет проще. Вот увидишь.
Уехать. Исчезнуть. Сбежать. Третье больше подходит, но мне от этой мысли ни капли не стыдно. Если я останусь, я могу окончательно задохнуться от безысходности, а поездка поможет отвлечься.
- Но меня просто так не отпустят, - говорю, хотя в голове уже начинаю прорабатывать варианты путешествия.
- Я вместе с тобой подойду к директору. В конце концов семейных обстоятельств еще никто не отменял.
Непрошенная улыбка поселилась на лице. Это бы действительно было бы смешно, если не было бы так грустно – семейные обстоятельства у человека, у которого не осталось ни одного близкого родственника, кроме дяди и тети, живущих очень далеко.
- Спасибо, Марин.
- Не за что. Мы ведь друзья.
***
В нашем мире все так просто сделать, особенно если иметь деньги. Я как-то раньше не очень об этом задумывался, пока вечером замученный длительными физическими истязаниями в прямом смысле слова, не приехал в первое попавшееся турагентство. Там все расплывались в улыбках и чуть ли не облизывали, особенно когда узнали, что уехать из страны я хочу уже завтра, да и куда-нибудь очень далеко, где не говорят по-русски (благо знание английского языка у меня в норме). Девушка весело сообщила о процентах, за столь срочное оформление, назвав довольно большую сумму, но это меня не удержало. Несколько подписей, предъявление паспортов и уже через двадцать минут у меня на руках были авиабилеты и недельная путевка.
Действительно, немного от сердца отлегло, когда я все сделал. Но возвращаться в пустую квартиру было больно; и, немного притихшая прежде сосущая пустота, вновь разрослась, проникая в самые отдаленные уголки души.
Мне действительно было все равно, куда ехать и что там делать, главное, чтобы не видеть и не думать. Но, несмотря на принятое решение во что бы то ни стало освободиться от своей зависимости, мысли почти постоянно возвращались к Николаю.
Неделя пролетела быстро. Я почти весь день спал, ближе к обеду выбираясь из своего номера на пляж, где пребывал в состоянии полудремы, очень много плавал и смотрел на чистое без единого облачка небо, совершенно не интересуясь окружающими меня людьми. Много, очень много раз я замечал за собой, что пальцы выписывают на песке знакомые буквы, и, злясь на себя, тут же уничтожал улики собственно слабости, обзывая себя девчонкой и слабохарактерной сволочью.
Ближе к вечеру я всегда ходил в опустевшие спортивные залы, одевал наушники и занимался, боясь к концу реабилитационного периода потерять форму и опозориться на сцене. Николая среди прохожих я больше не искал, понимая, что его тут просто не может быть. От этого было грустно и спокойнее вдвойне. Ближе к ночи, когда тоска слишком сильно сковывала своими тисками, я всегда звонил Марине и рассказывал о своем нелепом времяпрепровождении. Она смеялась вместе со мной, ругала, что я ничего не понимаю в настоящем отдыхе и спрашивала, заглядываюсь ли я на бикини, а потом, сделав немую паузу, поправляла саму себя – на красные трусы спасателей. Каждый раз приходилось, шутя, посылать ее к этим самым спасателям, попутно интересуясь делами в театре. Без меня ничего не развалилось и не разрушилось, жизнь текла своим чередом: репетиция сменялась репетицией, балет – балетом, - а так как основной бум прошел, потерь от моего внезапного отъезда не случилось.
Так тянулось время, и все могло бы быть совершенно хорошо, если бы в последний вечер своего пребывания в неожиданном отпуске я не решил посетить бар при нашей гостинице.
Из-за духоты столики перенесли на террасу, а от красочных огней переливалась вода в бассейне. Хотелось просто выпить, поэтому я занял место в самом углу, чтобы не привлекать внимание скучающих девушек, выискивающих очередную жертву для разговоров. Уже завтра к вечеру я вновь буду дома. От этой мысли возвращалась тоска, но я гнал ее, как мог, насильно заставляя себя переключаться на то, как приятно прохладен воздух и какие яркие звезды на небе.
Тогда я не заметил, как подсел незнакомый мужчина, и даже вздрогнул, когда он поздоровался приятным баритоном. Выгонять его я не стал и даже согласился выпить с ним, хотя с самого начал мне очень не понравилось, как он на меня смотрит. Это был первый человек, кроме обслуживающего персонала, с кем я завел беседу. Разговор был довольно приятный, пока не стал касаться личных тем. Он вдруг сказал, что наблюдает за мной уже несколько дней и видит, что я все время скучаю один, игнорируя прекрасный пол. Эти недвусмысленные намеки ужасно раздражали, но в полное бешенство меня привело то, как он открыто и с нахальной ухмылкой сал распускать руки. Внутри будто вспыхнул пожар: пришлось ошарашить его грубым «я не гей», выругавшись по-русски, а на замечание, почему же тогда я так активно отбивался от внимания противоположного пола, послать ко всем чертям.
Остаток вечера я провел в номере, размышляя, почему же так ответил, почему соврал и что же у меня на лице написано, что я такой доступный и можно пользоваться по первой возможности. Я был в такой ярости, что ни разу в этот вечер не вспомнил о Николае – это был первый шаг в выбранном направлении. Но правильный ли?
Когда я вернулся, было даже несколько непривычно смотреть на заснеженные улицы и заледеневшие тротуары; кожу еще сильнее, чем прежде щипал мороз, хотя все это было только начало.
Подъехав к подъезду, первое, что я увидел, - фигуру, закутанную в черную кожаную куртку, с высоко поднятым воротником, так что лица почти не видно, сидящую на заборе. Память услужливо вернула меня в прошлое, сердце сжалось в предвкушении. Я так быстро еще никогда не глушил мотор, не выскакивал из машины и не бежал к подъезду. Именно тогда я наконец понял, что как бы не гнал от себя любимый образ, как бы не пытался забыть, я ужасно, до боли скучал, надеясь вновь его увидеть.
Мужчина поднялся и посмотрел куда-то мимо меня, а меня поглотило разочарование. Чувство было настолько сильно, что стало трудно дышать, но я продолжил свой путь, минуя того, кто так сильно напомнил мне о потере.
В квартире ничего не изменилось, только покрылось довольно приличным слоем пыли – неплохое занятие для начала, а еще посещение супермаркета, закупка десятков полуфабрикатов, чтобы не умереть с голоду. Потом совсем незаметно для себя обнаружил в корзине пузатую бутылку коньяка – с ней вечер в одиночестве, которое вдруг стало таким сильным, пройдет гораздо быстрее.
Этой ночью впервые за эту неделю мне приснился Николай. Все было как в реальности – он был, но не в моей жизни. Во сне я был глуп и пытался догнать потерянное счастье, убедить вернуться, на что удосуживался лишь холодного взгляда. Хотелось кричать, умолять его не смотреть на меня так - ведь такого просто быть не может, - но получал только грубое «уйди», разбивающее сердце на тысячу осколков. Было холодно, больно и одиноко. Но в кой-то момент его взгляд потеплел, он вдруг обнял и так по-хозяйски прикоснулся губами к виску. В этот момент сердце было готово выпрыгнуть из груди от счастья, ведь я понял, как ничтожен я без него.
Его губы нежно крались по щеке, скользили по подбородку, перемещаясь на другую сторону лица, обходя губы; но мне было уже хорошо, тепло и радостно, что я не задумывался о таких мелочах, позволяя погружаться в блаженную негу.
Он аккуратно облизнул мочку уха, выписал влажную дорожку из поцелуев по шее и наконец, вернулся к губам, сначала уделяя внимание только уголкам, а я от нетерпения стал задыхаться, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Это его особенный запах, такой родной и желанный...
Стоп! Во сне не может быть запаха!
Я распахнул глаза, пытаясь в полутьме сконцентрировать взгляд, а Николай вновь потянулся навстречу, уже за настоящим поцелуем. Внутри все перевернулось. Клубок всех противоречий, в котором побеждает здравый смысл. Я слишком далеко зашел, чтобы вот так просто броситься в омут с головой. Горячее дыхание обожгло губы, но я успел выставить ладони вперед, защищаясь и отодвигаясь как можно дальше к стене.
- Зачем ты пришел? – ну почему не получается говорить уверенно и твердо, а голос срывается в подобие писка?
- Объясни мне, почему?
«О Боже, как же давно я не слышал твой голос, приятный, низкий, обволакивающий».
- Я уже говорил. Уходи…
«Нет, не нужно! Не слушай! Нет, уходи!» - противоречивые чувства и эмоции будто взбесились внутри, не желая уступать друг другу.
- Так скажи еще раз, - он спокоен, и это хорошо. Будь в его голосе хоть чуть-чуть тепла, я не смог бы сопротивляться.
- Я не могу быть с тобой, - хочется исчезнуть. – Не чувствую больше ничего, - все таки сорвался на шепот, который звучит еще более жалко.
- Не верю, - так решительно и уверенно, будто читает мои мысли.
- Уходи! – еще не хватало его умолять об этом.
- Так почему ты всегда не смотришь мне в глаза, говоря это?
«Потому что лгу. Но я бездарный актер, потому что не могу поверить сам себе».
- Как ты зашел? – вжимаюсь в стену, когда он пытается приблизиться. Это напоминает о том времени, когда я пытался защититься от него в подвале того проклятого дома.
- У меня есть ключ.
Как все просто. Ведь он действительно ушел, но его не отдал.
- Так почему? – он подкрадывается как хищник, готовый к прыжку, а я… Я действительно не знаю, что еще говорить, как дальше врать.
- Уходи!
- Почему? – я чувствую его дыхание, но упрямо отворачиваюсь, действительно не в силах посмотреть в глаза.
- Потому… Потому, что не чувствую. Уходи!
- Ты не умеешь врать, Саша, - «Черт бы тебя побрал, замолчи уже!». – Скажи мне настоящую причину!
- На, смотри! – я прекрасно знаю, где лежат эти паршивые записки, выхватываю из ящика первый попавшийся листок и протягиваю ему, а потом, когда он, включив ночник, пробегает глазами по стокам, понимаю какую ужасную ошибку только что совершил.
«Проклятие! Что же теперь? Ну зачем я так?»
- И это все? – он спокоен и такое чувство, что издевается надо мной.
- А тебе мало?! – кричу, задыхаясь от своей собственной ничтожности.
- Мы решим эту проблему, Саш. Не переживай, - кажется, голос стал мягче; а вот в глаза я боюсь смотреть просто потому, что боюсь сломаться окончательно.
- Это почерк Кирилла? – я уже не пытаюсь отбиваться, когда его теплые ладони скользят по спине.
- Похож, - мягко шепчут на ухо, пропуская пряди волос сквозь пальцы.- Но Кирилла посадила. Тебе не о чем беспокоиться.
- Посадили? – все еще не верю в такое счастье, пытаясь расслабиться, чтобы прошла эта дрожь во всем теле; наверное, так выходит скопившееся за это долгое время напряжение.
- Да, он в тюрьме, - надеюсь, он не соврал, потому что я окончательно успокоился, зарываясь пальцами в мягкие короткие волосы и сильнее прижимаясь к нему.
Он улыбается и, облизнувшись, прикасается губами к моим пересохшим от страха и волнения губам, не настаивая, а предлагая; не могу не податься навстречу, делая поцелуй глубже, до боли, до срывающегося дыхания. Резко отстранившись, он начинает спускаться по шее, ключицам, ласкает грудь, едва прикусывая соски, а я и не пытаюсь сдерживать вырывающиеся из груди стоны наслаждения, которые распаляют нашу страсть еще сильнее. Пытаюсь сказать ему, как же безумно скучал, но он прерывает меня долгим, изматывающим поцелуем, переворачивая на спину и нетерпеливо стягивая уже влажное от желания белье. Как же давно этого не было, как же я скучал!
Я помогаю ему избавиться от совершенно лишней одежды, нетерпеливо расстегивая пуговицы на ширинке, когда он несколькими движениями срывает с себя рубашку и, не давая мне притянуть его к себе, резко отталкивает мои руки, спускаясь ниже и лаская внутреннюю часть бедер, низ живота, заставляя извиваться под ним от желания, комкать простыни. Когда он обхватывает губами напряженную головку, я не могу не задохнуться от горячей волны возбуждения, захлебываясь стонами, положить руки на его голову, только бы он не прекратил эти мучительные ласки. Он так же резко отрывается, а я не могу подавить недовольного вздоха, но тут же забываю об этом, когда в его руках появляется знакомая баночка. Я, дрожа, жду, когда он выдавит нужное количество и довольно грубо подсунет подушку под поясницу.
- Пожалуйста, - беззвучно шепчу пересохшими от желания губами, выгибаясь навстречу; а он медлит, будто хочет наказать меня за все произошедшее.
- Коля…
Аккуратно и медленно он нащупывает вход, проникая внутрь двумя пальцами, и когда я ничего не вижу от сковавшего все тело жара, склоняется к самому лицу, будто спрашивая разрешение.
Да! Да! Да! Киваю головой, нетерпеливо и требовательно, и в следующий момент, задыхаясь от собственных стонов, обхватываю его талию ногами, заставляя погрузиться до предела. Как горячо, как до боли хорошо! Я уже не различаю ощущений, позволяя погружаться в меня вновь и вновь, все сильнее и сильнее ускоряя темп, чтобы достичь того предела, падая в него вместе, переплетая тела и, кажется, сами души.
- Я так скучал, - наконец я могу сказать это, когда блаженство расползается по телу, охраняемое надежными руками.
- Я тоже.
Прости, если сможешь
Прости, если сможешь
- Нам нужно уехать из страны. И чем быстрее, тем лучше, - примерно такого разговора я ожидал. Теперь даже спокойнее, что Николай первый предложил подобное, ведь меньше всего я хочу давить на него. Теперь с ним мне ничего не страшно, но все же никогда не получиться устранить напряжение, если пустить все на самотек. Даже если Кирилл в тюрьме, это вовсе не значит, что у него нет возможности оттуда выйти. Все-таки человек со связями. Но ведь Николай не будет ему помогать?
Уж об этом я точно не собираюсь спрашивать, опуская взгляд, будто пытаясь найти неожиданные составляющие в омлете:
- Неплохое предложение, - теперь нужно улыбнуться. Выходит, притом очень даже искренно.
- У меня нет загранпаспорта, поэтому придется немного подождать и воспользоваться услугами нужных людей, чтобы процесс прошел без задержек, - он спокоен, а я будто перенимаю у него толику этого спокойствия.
- Значит мне прямо сегодня можно подавать заявление на увольнение? – на самом деле меня это волнует не так сильно, как могло тревожить еще пол года назад. А он становиться встревоженным:
- Саш, ты сможешь работать в другом театре. Уходить из профессии не нужно.
- Я не переживаю вовсе, - это чистейшая правда, - Да и я вполне смог бы прожить без балета, если дело касается нашей с тобой безопасности. В конце концов, никто не мешает мне открыть маленькую балетную школу где-нибудь в глуши и продолжать хотя бы косвенно оставаться в этой сфере.
Он прищурено посмотрел мне в глаза и, улыбнувшись, тактично заметил:
- Школу только для девочек.
Этих нескольких слов вполне хватило, чтобы разрядить атмосферу.
- Если бы я тебя совсем не знал, подумал бы, что ты ревнуешь, - так хорошо смеяться вместе.
- Поговорим о балетной школе чуть позже, хорошо? А пока нужно поторопиться, чтобы ты успел на работу, ведь ты пока работаешь в театре.
Когда на душе так спокойно и хорошо, когда не нужно бояться, что сосущая дыра в груди откроется, танцуется гораздо легче и уверенней, а главное более точно, что особенно нравиться режиссеру. Что говорить, а мелкая техника мне всегда давалась с трудом и, когда я не буду об этом более переживать, можно будет сказать, что я достиг в своей профессии совершенства. Сегодня и обеденный перерыв вновь стал привычно радостным событием. Марина, которая я самого утра заметила разницу в моем моральном состоянии, всю первую половину дня многозначительно приподнимала брови и подмигивала, показывая тем самым, что мне придется все подробно рассказать за обедом.
- Значит, вы все же помирились? – в ее глазах прыгали веселые искорки. – А ты так себя накручивал, дубина.
В моей жизни всего два человека с кем хорошо и легко, несмотря ни на какие ситуации, и я очень рад, что один из них – Марина. С ней мы и смеемся почти без остановки.
- Не называй меня так, - «ты ведь не все знаешь». – Просто все очень сложно.
- Ну не говори, Саш. В нашей жизни все только кажется сложным, а на самом деле просто как дважды два…
- Четыре, - расплываясь в довольной улыбке.
- Да ну тебя! – девушка вторила заразительным смехом. – Ладно, главное, что вы помирились, а остальное не важно. А то если честно признаться, твоя кислая мина мне уже порядком поднадоела.
- Да ну тебя, - передразнил я ее, с интересом заглядывая на дно опустевшего стакана, будто там можно было что-то найти. – Не так долго ты ее и наблюдала, если считать, что меня неделю не было.
- Зато я слышала твой несчастный голос.
- Ты знаешь, что ты вредная? – я конечно так не считаю, но подразнить девушку одно удовольствие. Интересно смог бы я полюбить ее, если бы не было Николая? Очень может быть. Хотя кого я обманываю?
Заливисто зазвенел телефон где-то на дне барсетки, с которой, выходя из дома, я предпочитал не расставаться. То, что мне мог позвонить один единственный человек, заставляло сердце ускорить темп.
- Привет, - всегда получается несколько настороженно.
- Саш, я не смогу тебя сегодня встретить. Возьми такси, хорошо? – голос не встревоженный, даже немного веселый, а значит можно успокоиться и жить дальше. А ведь мой мир очень изменился, притом значительно с того момента, как я понял, что не смогу прожить без него и дня – стал более шатким что ли. Но в нем так много тепла, что я уже ни на что его не променяю.
- Хорошо, не волнуйся, - шепчу едва слышно, а Маринка все равно услышала и широко улыбается, вновь подмигивая.
- До встречи…
«И желательно до скорой», - в трубке уже короткие гудки, а на часах только два часа дня. Скорой встречи уж точно не получиться, но почему бы не помечтать?
Остаток дня пролетел незаметно, хотя я то и дело поглядывал на часы, поражаясь как быстро, словно по заказу ползет минутная стрелка. Но вот с дорогой не повезло и такси тащилось слишком медленно, да еще куча времени была потрачена в пробке. Может мне кажется или с Николаем мы доезжали быстрее? Когда показались знакомые новостройки, хорошее настроение вернулось, и я не заметил, как мы оказались у подъезда. Быстро расплатившись с таксистом, я почти бегом помчался домой, но в нерешительности остановился перед приоткрытой дверью. В коридоре горел свет, а из гостиной доносились приглушенные голоса – мужские голоса. Напряжение сковало моментально, и я постарался как можно тише зайти в квартиру, подкрадываясь, будто вор.
«И что я, в конце концов? –я ругал себя последними словами за чрезмерную мнительность, но тело будто жило отдельно от разума, который продолжал настаивать. – У него могут быть гости. Но почему квартира не заперта?»
Но не успел я положить ладонь на ручку, как дверь распахнулась. Едва успев отпрыгнуть в сторону, я не без интереса наблюдал, как мимо меня, будто я был пустым местом, прошествовали двое мужчин, по комплекции напоминающие секьюрити, а следом вышел мужчина, которого, как ни странно я заинтересовал.
- Добрый вечер, - у него приятный голос, да и выглядит он не враждебно. Хотя вся это мнимая мягкость очень настораживает. Подтянутый, несмотря на то, что уже пенсионного возраста, он мог бы показаться довольно простым, но хитрый прищур светлых глаз, в которых так и плескалась почти осязаемая угроза, прожигал насквозь.
- Александр Андреев, если не ошибаюсь? – все кажется фальшивым, а особенно эта улыбка.
- Да, это я, - нельзя показывать своего волнения, что очень неплохо выходит, особенно когда уже четыре пары глаз обращены в твою сторону, и одни из них – такие теплые и родные – не дают сломаться. – Простите, но я вас не знаю, - а что еще я могу сказать?
- Ну, это довольно легко исправить, - вновь милая улыбка. - Валерий Петрович.
- Вы, кажется, собирались уходить, - несколько натянуты тон Николая прервал нашу неуспевшую начаться беседу.
- Да, да, Николай, вы совершенно правы, - мужчина сделал вид, будто бы не заметил этой попытки выпроводить, продолжая слащаво улыбаться. – А вы все же подумайте, а то мало ли что…
Это его «мало ли что» мне совсем не понравилось, но Николай выглядел спокойным и даже расслабленным, а его настроение как всегда передалось мне.Поэтому я не набросился на него с расспросами, а сперва принял душ, а позже на кухне во время ужина рискнул поднять тему разговора:
- Какое такое предложение они тебе сделали, Коль?
- Предлагали заняться прежней работой и сотрудничать с ними, - он замолчал и казалось дальше продолжать не намерен, но не успел я открыть рот, чтобы задать наводящий вопрос, – продолжил. – Но я, конечно, отказался.
Как камень с души свалился, но все же один вопрос не давал покоя:
- Они ничего не сделают?
- Не успеют, - совершенно уверенно заявил Николай. – Уже через несколько дней, может через неделю у нас будут паспорта и билеты, и уже никто нас не найдет.
Это очень радовало, не могло не радовать. Только почему-то эта свобода от преступного мира казалась такой призрачной. Но нужно надеяться на лучшее, иначе, в нашем случае, просто невозможно оставаться оптимистичным.
* * *
Снег слепил, впитывая холодные лучи зимнего солнца, мороз приятно щипал щеки, а на небе не было ни единого облачка, но вдруг резко наступила тьма, когда предо мной внезапно выросло двое внушительных мужских фигур в черном. Я даже испугаться не успел, как был аккуратно взят под руки, а в бок больно впился блеснувший в солнечном свете пистолет. У меня перехватило дыхание. Казалось, что это какое-то недоразумение, а лучше кошмар, ведь только что все было хорошо: я был в родном театре, разговаривал с Мариной, танцевал, а потом попытался вызвать такси, когда появились эти двое. Что им нужно? И кто они такие, в конце концов? Поднять взгляд на квадратные подбородки мужчин я побаивался, поэтому послушно шел, пытаясь поспевать за их слишком быстрой походкой.
- Что вам нужно? – наконец преодолев страх, я рискнул задать один единственный вопрос, за что дуло еще больнее впилось в бок, а из груди вырвался жалобный стон.
«Понятно, они разговаривать, не намерены. Значит, беседовать придется с кем-то другим». От этих выводов стало гораздо спокойнее, но радости не прибавило. Мы шли по каким-то театральным закоулкам, которых я за довольно долгое время работы в театре никогда не видел, а самое противное, что ни единой души нам по пути так и не встретилось. Не успел я оглянуться, как мы оказались в каком-то темном закоулке, где уже ждал черный автомобиль, марку которого я не успел заметить, но явно не дешевого класса. Дверь открылась, а мне ой как не хотелось туда садиться, даже после того, как я заметил знакомую копну седых волос Валерия Петровича.
- Что это значит? – в салоне из-за плотно тонированных стекол было довольно темно, но это не мешало гордо вздернуть подбородок, хоть и трясло всего от волнения.
- Не нужно так резко, Александр, - опять эта слащавенькая улыбка. Противно даже! – Или Вам больше нравиться, когда Вас называют Саша?
- Александр! – довольно грубо отвечаю я, боясь представить, для каких таких целей меня сюда притащили.
- Хорошо, как Вам угодно. Александр так Александр.
- Может уже перейдем к делу? Вы ведь меня сюда притащили под дулом пистолета не для того, чтобы выяснить это?
- Вы очень проницательны, Александр, - «Он еще и издевается!» - Я хочу поговорить с вами о Николае…
«А что я еще хотел услышать? Что им от него нужно? А я-то тут причем?»
- Не стоит так нервничать, Александр, - ему кажется, доставляет удовольствие называть меня по имени, - Я ведь еще ничего не сказал. Дело в том, что он нам очень нужен, как очень ценный… скажем так, сотрудник. А он нам отказал. Так неприятно, - елейный голос Валерия Петровича ужасно раздражает и уже совсем не страшно.
- Я знаю это, - стараюсь ответить как можно уверенней и спокойнее, как это всегда делает Коля.
- Вот и отлично, – Опять эта паршивая улыбка! – А вы такой непослушный мальчик, Александр. Мы вас так тактично просили оставить Николая и дать ему свободу, тогда ничего бы не помешало нашему сотрудничеству, а вы так быстро бросились обратно в его объятия, что я испытал некоторое разочарование в Вас.
«Что? Что он только что сказал? Что же это получается: записки были вовсе не от Кирилла, а от этого опасного человека!» - мне как-то сразу стало дурно, а в голове перемешались сотни мыслей.
«Что же теперь ему нужно? Зачем он меня сюда притащил? Будет шантажировать Николая? Черт, я действительно его слабое место», - как же тошно, тоскливо, но совсем не страшно.
- Не делайте такое мученическое выражение лица, Александр, - просюсюкал мужчина. – У вас есть возможность еще что-то исправить, прежде чем мы избавимся от него. У нас, знаете ли, есть одно неписаное правило: из «бизнеса» просто уйти нельзя.
- Если… Если Коля вам так нужен, зачем вам его убивать? – я действительно не понимаю.
- Чтобы он не мог встать на противоположную сторону, молодой человек. Ну так что, будем сотрудничать? Или вы сомневаетесь, что у нас достаточно сил, чтобы уничтожить вашего любовника?
Опять оковы страха сковали горло, так что стало нечем дышать. Наверное, если бы мне в лоб был наставлен пистолет, было бы спокойнее.
- Чего вы от меня хотите?
- Вот так-то лучше, - Валерий Петрович расплылся в широкой улыбке. - Ну тогда у вас есть три дня, чтобы убедить нашего любимого Николая в том, что вы больше не желаете делить с ним жизнь, ну и постель надо полагать.
«Как? Опять?» - к горлу подкатили слезы, но глаза оставались сухими. Я старался смотреть на него гордо и уверенно, но чувствовал, как секунда за секундой сдаю позиции.
- Вы думаете, если я вновь брошу его, он согласиться на ваше предложение?
- Я более чем уверен. К тому же мы не очень любим таких как вы оба, - мужчина брезгливо поморщился.
Так вот в чем дело. Жил бы Коля с бабой, было бы куда проще, и, возможно, они не стал бы прибегать к таким мерам. Все дело в том, что мы оба – мужчины, и нам, черт возьми, хорошо друг с другом.
- Вы думаете, он поверит мне второй раз? – чего я добивался этим вопросом? Думал, что он опомниться и возьмет свои слова обратно? Наивный, идиот!
- А вот это уже меня не касается, Александр, - впервые за весь разговор в голосе мужчины прозвучал металл, от которого мурашки побежали по коже. – В ваших интересах сделать это побыстрее. А на какие меры вы пойдете, меня никаким образом не касается. Запомните, у вас три дня.
«Так мало?» - странно, что теперь гораздо менее больно. Когда все пошло по второму кругу, когда вновь нет никакой надежды на хорошее стечение обстоятельств, внутренняя пустота притупилась. Неприятно, но терпимо. А что если можно успеть сбежать?
И эхом, будто вторя моим мыслям противник, сладко улыбаясь, говорит:
- И не пытайтесь покинуть страну, мы наблюдаем за вами обоими!
А я и не заметил, что мы все время разговора не стояли на месте, а ехали по каким-то пустынным улочкам, а теперь выехали на центральную улицу и движемся в сторону моего дома.
Валерий Петрович, перехватив мой взгляд, тут же поясняет:
- Я решил вас подвести, надеюсь, вы не против, Александр? Я же не какое-нибудь чудовище, чтобы заставлять Вас мерзнуть на таком холоде.
«Нет не чудовище, а что-то гораздо ужаснее. Не знаю, кто выпивает душу, но это существо именно ты…»
И что мне теперь делать? Я не смогу вновь сказать ему что-то подобное. Он поймет, сразу же поймет и обвинит во лжи, потом узнает правду и, не дай Бог, попробует тягаться с ними. Я не хочу, чтобы ему было больно, но еще меньше я желаю, чтобы эти люди его убили. Уж лучше бы это был Кирилл со своей глупой ревностью, нежели весь преступный мир ополчился против нас двоих. Что такого может делать Коля, чего не могут остальные? Ведь всем известно, что незаменимых людей не бывает. Тогда что?
Опустившись на заснеженную лавочку, я почувствовал, как открывается та самая сосущая дыра. Так хотелось поделиться всеми своими мыслями и чувствами с единственным дорогим человеком, но я не имел права подвергать его опасности. Почему я не могу поворачивать время вспять? Тогда я бы настоял на том, чтобы мы уехали прямо в тот день, пусть не за границу, а просто в глушь, где никакой Валерий Петрович не смог бы нас найти. Но поздно, слишком поздно и я сейчас, прямо сейчас должен придумать, как отдались от себя самого дорогого и близкого человека, просто потому, что кому-то этого захотелось.
Вспомнилась наша первая встреча, а горькая ухмылка примерзла к лицу. Как же все изменилось, будто жестокий шутник, управляющий мирозданием, решил проверить двух совершенно разных людей на прочность. Я не стал звонить в дверь, копаясь в замке, как можно тише, а Николай все равно услышал и вышел на встречу.
- Прости, что не удалось приехать. Я сам только зашел, - почему от твоей теплой и мягкой улыбки еще больнее?
- Ничего страшного, - весело отмахнуться, скинуть ботинки, пройти в ванную – все по заданному и давно продуманному сценарию, не понимая, когда заканчивается одно действие и начинается следующее. Наверное, в квартире все так же тепло и уютно, но я этого просто не чувствую, судорожно обдумывая можно ли еще один, последний вечер быть самим собой, прежде чем начнется очередной спектакль или же надеть маску усталого равнодушия, надеясь, что он не заметит подмены.
- Через пять дней мы сможем уехать, - он спокоен, пристально смотрит на меня, будто читает как раскрытую книгу.
«Боже, я не смогу второй раз. Он не поверит, а я не найду сил настаивать».
- Саша, ты меня слушаешь?
Киваю, а он не пытается что-то выпытать, оставляя все на самотек. Хорошо, так легче.
Как узнать правильный ли я выбор сделал? Знать бы наперед.
- Ты сильно устал? – он все еще пытается оправдать мою внезапную холодность, когда я ложусь раньше обычного, почти с головой зарываясь под одеяло. Пальцы скользят по обнаженной шее, вызывая дрожь во всем теле, которое так страстно желает податься навстречу ласкам, но подавляемое разумом не смеет шелохнуться.
- Сильно, - сипло, лживо, гнусно.
- Спи, - щеку обжигает горячее дыхание.
Закрыть глаза и затаив дыхание слышать, как с шорохом падает одежда на пол, как приподнимается край одеяла и чужое тело прижимается к спине, а широкие ладони ложатся на талию, а потом уже на границе со сном услышать:
- Ты для меня все.
«Боже!»
На следующее утро, просыпаясь от знакомого запаха кофе и осторожных прикосновений, я отчетливо осознал, как я могу выполнить условие, поставленное Валерием Петровичем. Не достаточно сказать Николаю, что не люблю – поймет, нажмет и заставить сказать правду и из-за этого может погибнуть. Нет! Этого никогда не случиться! Если я скажу, что полюбил другого, то этот другой может пострадать от рук Коли. А вот если я отдал сердце ЕЙ…
Марина! Она должна мне помочь разыграть этот спектакль. Но как после этого жить? Боже, я хочу ударить сильнее чем прежде, не оставляя никаких шансов на хороший конец нашей слишком короткой истории. От одной мыли об этом я чувствую себя ничтожеством. А что же будет дальше?
* * *
- Саша, у тебя такой жутко серьезный вид, что мне даже несколько страшно, - широко открытыми глазами Марина смотрит будто в самую душу, что приходится медлить, чтобы окончательно собраться с мыслями.
- Ты не могла бы мне помочь?
- Конечно! Сам знаешь, что я всегда готова прийти тебе на помощь, - ее улыбка сегодня не согревает, а может это я слишком заледенел в этом постоянном страхе. – А что от меня требуется?
- Сходи со мной на свидание.
Ее большие глаза становятся еще больше, а улыбка испаряется моментально:
- Зачем? То есть что на тебя нашло? И, в конце концов, если ты не знаешь, у меня уже есть жених.
- Нет, ты не правильно поняла! – махаю руками, чуть было не столкнув стакан на пол, - Это будет не настоящее свидание.
- Зачем тебе нужно ненастоящее свидание? – девушка, прищурившись, перегибается через стол, прижимая ладонь к моему лбу.
Пытаюсь улыбнуться, но выходит вымученная гримаса:
- Я не болен. Но я не могу тебе все рассказать, это слишком сложно и… опасно.
- Во что это ты ввязался, Сашка? – настороженно шепчет Марина, будто кто-то может нас подслушивать.
- Я не могу тебе рассказать. Просто помоги и все, без разъяснений и вопросов. Поможешь? – такое чувство, что я нахожусь на границе с отчаянием, а она понимает, глубоко вздыхая и принимая правила моей игры.
- Хорошо. И когда прикажешь начинать?
- Сегодня после театра подыграй мне, а завтра поедем в ресторан.
Все-таки не зря нас учили актерскому мастерству. Мы смогли сыграть эту безумную пьесу без сучка и задоринки. Она не спрашивала меня ни о чем, подчиняясь странным просьбам в течение двух дней. Сначала, когда мы вышли из театра под свет одинокого фонаря, я, прекрасно зная, что нас отлично видно со стоянки, обнял ее и прикоснулся губами куда-то в уголок губ – быстро и почти неощутимо, но этого было достаточно. Всю дорогу домой Коля молчал, задав дежурные вопросы о прошедшем день и не попытавшись ничего выяснить. На следующий день, когда я категорически отказался от его визита к театру, а сам поехал с Мариной в ресторан, где не было никакого романтического ужина, а только обычные дружеские разговоры, он вновь не сказал ни слова, хотя атмосфера ощутимо накалилась и была напряженной. Он видел, он знал, он понимал, но не говорил. Хорошо? Не знаю. А у меня оставался последний день. Стоило свести эту комедию к финалу, но только каким должен был быть этот финал?
- Снова завтра задержишься? – ложась рядом, он не предпринимает попытки прикоснуться или еще как-то проявить нежность. Внутри все сворачивается в тугую пружину и не отпускает до тех пор, пока дыхание Николая не выравнивается. Наверное, он и не собирался дожидаться ответа на вопрос.
Теперь, когда я остался наедине со своими мыслями, нужно принять верное решение, просчитать все, потому что у меня нет права на ошибку. Аккуратно поднявшись с постели, я решаю, что правильнее будет написать записку, которую утром оставлю на кухонном столе. У меня будет около часа, чтобы сбежать и уклониться от объяснений, а вернувшись, принять лицом к лицу то, что заслужил. Я смял и выбросил более десяти листов, прежде чем получилось то, что нужно…
«Прости, пожалуйста, но я не думал, что так все получиться. В нашей жизни рано или поздно совершаются перемены, и теперь они достигли и меня…»
Утром звенит будильник, а холодно больше от страха перед предстоящей потерей, нежели от мороза сковавшего стекла в причудливые узоры.
«… Я не думал, что смогу полюбить женщину, но смог. Теперь моя жизнь кардинально изменится…»
От волнения тошнит, и ни о каком завтраке не может быть и речи. Порезался безопасной бритвой из-за спешки, даже смешно.
«… Теперь я смогу жениться, завести настоящую нормальную семью и родить детишек. Раньше все это казалось невероятным, а теперь так радостно от этой мысли…»
Оставить проклятую записку на столе, прижав пустым стаканом, и оглушаемый собственным сердцебиением сбежать, петляя по пустынным улочкам и не чувствуя мороза. Мне больно так сильно, что кажется, будто ломит кости, хотя физически со мной все в полном порядке. Но какова будет его боль в сравнении с тем, что чувствую я? Во сколько раз она будет сильнее? Сможет ли он справиться?
«Прости меня, прости, если сможешь, но я ничего не могу с собой поделать!»
Прости меня, это все только ради того, чтобы ты дышал!
Полное фиаско
Полное фиаско
- Мне больше не нужно ходить с тобой на свидание?
«Помолчи, Марин, не говори ничего», - а вслух:
- Нет, в этом больше нет необходимости. Спасибо, что помогла.
В квартире было пусто, а ключи обнаружились на самом видном месте. Теперь он не сможет прийти под утро, разбудив поцелуями, чтобы потребовать объяснений. Все предельно ясно. Даже вещи забрал. Правда их было не так много, но эта пустая полка кажется черной дырой.
Почему я так слепо поверил этому Валерию Петровичу? Почему я должен быть уверен, что он не блефовал и с Николаем будет все хорошо? Проверить? Нет, слишком опасно и можно случайно попасться на глаза Коле, а потом уж точно не избежать объяснений. Тогда как заставить себя успокоиться?
Вновь проверенный веками способ – дно бутылки, вот уж что точно притупляет все чувства и эмоции. В нашей профессии пить вредно, а если угораздило родиться человеком, очень вредно чувствовать себя несчастным. Странно так, я чувствую опустошенность, но теперь руки развязаны, я могу легко концентрировать на работе. Почему? Может потому, что в этой ситуации я понял, что хорошего конца у этой истории уж точно не будет.
Как сбежать от воспоминаний? Как избавиться от тоски, когда душа выворачивается наизнанку? Вновь сбежать? Да, прочь из этого напоминающего о слишком коротком счастье мира, а там может быть получиться построить на рассыпающемся фундаменте что-то новое.
Несколько дней я был как во сне, совершая все действия скорее по инерции, а потом будто очнулся с точным намереньем, что хочу уничтожить последнее воспоминание, и поехал в агентство недвижимости. Милые девушки с радостью восприняли мою идею сменить жилье на более близкий к театру вариант, обещая как можно быстрее найти что-то подходящее, конечно не без определенной доплаты. Конечно, совершая все эти действия, я понимал, что если Николай захочет вернуться (что было очень призрачно) он уже не сможет меня найти. Эта мысль была слишком болезненной, и я предпочитал об этом просто не думать, погружаясь в водоворот забот о предстоящем переезде.
Прошло меньше недели, когда я стал хозяином просторной квартиры, которая располагалась гораздо ближе к месту моей работы, к тому же в ней была свободная комната, которую можно было выделить под отдельную спальню, не тратя каждый вечер кучу времени, чтобы разложить диван в гостиной.
Сон продолжался. И я уже привык к этому полумертвому состоянию, когда однажды, зайдя в пустую квартиру, где пахло краской и клеем (в мое отсутствие всегда шел ремонт), я понял, что не вынесу еще одного одинокого вечера. Решение было принято мгновенно. Захлопнув дверь, я бросился вниз по лестнице и чуть не сбил забор, спеша покинуть парковку. Путь до зоомагазина был неблизкий, но мне повезло, и пробки удалось миновать, поэтому я успел ровно за десять минут до закрытия. Молоденькая продавец, которая сначала была очень не довольна позднему продавцу, быстро оживилась и стала с интересом расспрашивать, что меня интересует:
- Я сам не знаю. Хочу, чтобы живность не приносила много проблем, так как меня очень часто нет дома, но и не было одиноко, – да уж, хорошо объяснил, ничего не скажешь.
- Понимаю, - улыбка молоденькой продавщицы стала участливой, - Может вам черепашку завести, ящерицу, рыбок? Кстати, только сегодня у нас было пополнение среди золотых рыбок.
- Рыбки? – мысль о холодном существе не очень радовала, но с ними действительно будет мало проблем, да и будет ощущение присутствия кого-то живогоы. – Да, пожалуй, я согласен на рыбок. Двух. Мальчиков.
Девушка мило улыбнулась, понимая, наверное, ход моих мыслей. Одной рыбке будет слишком тоскливо в мое отсутствие. Если, конечно, рыбки могут тосковать.
В ходе обсуждения выяснилось, что для питомцев нужно еще очень много приспособлений, начиная с простого аквариума, заканчивая фильтрами, подсветкой и обогревателем для воды. Но делать было нечего, поэтому пришлось купить целую коробку странных вещей, надеясь в последствии разобраться по инструкциям; и уже собирался было уйти, как проходя мимо клетки с котятами, мой взгляд не зацепился за зеленющие глаза рыжего монстра. Этот зверь так резво прыгал, бросал в мою сторону нахальные взгляды, что я встал как вкопанный, не заметив, что на лице родилась улыбка – настоящая, искренняя – впервые за это время.
- Нравиться? – тактично поинтересовалась продавец, заметив мой интерес. – Всех его сестер и братьев раскупили, остался только Рыжик.
«С ним будет сложно, но мы ведь справимся», - это был будто толчок свыше, указатель в правильную сторону, поэтому я вернулся домой с тремя новыми жителями: двумя золотыми рыбками, важными и даже гордыми существами, и резвым неугомонным котом, имя которому пришло в голову еще в автомобиле – Тимошка.
Жить действительно стало куда веселее, но и хлопот прибавилось. И если рыбок нужно было только кормить пару раз в день, то кот лез под ноги, мешал репетировать в специально оборудованном для этого классе, просил есть и любил спать в ногах, разваливаясь так, что мне казалось, что меня выживают с моей собственной кровати. Я все так же ловил себя на мысли, что думаю о Коле, вспоминаю его глаза, руки, смех, но тут же отвлекался на непоседливого соседа – боль потухала и становилась вполне терпимой.
Казалось, жить так было вполне возможно: обрывая ненужные мысли, которые то и дело возвращали меня к запрещенной теме, забываясь на работе, торопясь к Тимошке и рыбкам, имя которым я так и не дал. Я даже почти привык, пока однажды на стоянке возле театра не заметил знакомую черную машину и родной высокий силуэт в черной кожаной куртке.
Краска хлынула к щекам, а в глазах потемнело то ли от счастья, то ли от страха. На ватных ногах я шел к своему автомобилю, изображая мнимое равнодушие. Но пройти мимо Николая я просто не мог, потому что тот просто-напросто загородил дорогу:
- Саша, давай поговорим.
Я остановился просто потому, что дальше идти просто не было сил:
- О чем?
- О твоей мнимой невесте.
«Что? Откуда он узнал?»
- Ты за мной следил? – как же зло это прозвучало, но у него не дрогнул ни один мускул.
- А почему бы и нет. У Марины, оказывается, есть жених, - спокойное выражение лица, ровная осанка, только в глубине карих глаз что-то плещется, что-то доброе и родное.
- Ну что поделать? Не получилось, - если не смотреть на него, проще врать.
- Ты ведь врешь мне, Саш, - он приближается слишком стремительно, и я едва успеваю отпрыгнуть назад.
- Нет, не вру! – упрямо вздернув подбородок, смотрю прямо в глаза, от чего он останавливается, больше не предпринимая попытку приблизиться.
- Я понаблюдал и за тобой, и за Мариной. Между вами ничего нет.
Он знает. Он уверен. И против этого у меня нет оправдания. Остается только с глупым упрямством повторять то, что заучил уже очень давно:
- Просто у нас не получилось, - если опустить ресницы, то мир погружается в туман, и так лгать куда проще.
- Ты врешь. И я не понимаю почему. Снова записки?
- Нет! Я не лгу!
Черт возьми, как же я рад его видеть, живого и здорового, родного и любящего. Он как всегда чрезвычайно проницателен, но наша встреча – опасность.
- Посмотри мне в глаза, - он говорит твердо и уверенно, а я только могу шептать, сжимая кулаки, будто готовясь пустить их в ход.
- Я не намерен подчиняться твоим приказам. И говорить больше не могу! Меня ждут!
Тут я не солгал. Ведь в пустой квартире наверняка обдирает обои голодный кот. А вот лицо Коли изменилось от недоверчивого к растерянному. Он шагнул в сторону, пропуская меня к машине, а я больше не смотрел в его сторону, уезжая прочь, сливаясь с потоком машин и злостью подавляя слезы.
После этой встречи стало хуже. Гораздо хуже. Я вновь ловил себя на мысли, что начинаю анализировать ситуацию, думать о том, как бы повернулся разговор, если бы я отвечал иначе, смог бы он простить меня? Вернулся ли бы к своему дураку-любовнику? Или все же любимому? Я был готов растерзать себя за эти мысли, ведь они преследовали почти постоянно, даже Тимошка, все так же нагло вторгающийся в мое личное пространство, не мог полностью вернуть в реальность.
Второй раз мы встретились в аптеке, куда меня привело простое человеческое желание купить что-то от головной боли, а он… Я не знаю, зачем он пришел, но мы не обменялись ни одним словом, просто смотрели друг на друга, не отрывая взгляд, а потом разошлись в разные стороны будто бы ничего и не было. Вновь стало горько, только мысль о том, что он есть в этом мире, не могла не радовать.
Марина больше ничего не спрашивала, да и я при ней старался казаться обычно-жизнерадостным, избегая вопросов о моей личной жизни. Девушка, конечно, многое понимала, но не лезла с советами, вероятно помня мои предупреждения об опасности.
Дни тянулись сплошной тягучей массой, разбавляемые борьбой с наглым котом, который то и дело старался поймать коротковатой для таких целей лапой несчастных рыбок, будто ему было мало того, чем я его кормил. Непонятно было, где у этой массы начало, а где конец, и все могло бы поглотить с головой, заставить задохнуться, если бы однажды, возвращаясь с работы домой, я не обнаружил приоткрытую дверь. Я точно помнил, что закрывал ее перед уходом, а ключа больше ни у кого не было. Впервые за долгое время мне вновь стало страшно, но я нашел в себе силы подавить зарождающуюся в душе панику и медленно, на цыпочках прокрасться в квартиру. В гостиной горел свет и шумел телевизор. Ощущение deja vu зашкалило до такой степени, что стало трудно дышать, но все же нашлись силы, чтобы разуться, закрыть дверь и медленно, на подгибающихся от волнения ногах, зайти в комнату.
На диване, развалившись по- хозяйски, сидел Коля и смотрел в мою сторону. Весь пол был залит водой из разбитого в дребезги аквариума. Тимошка с явным аппетитом жевал что-то ярко-оранжевого цвета… Рыбок! Бедные рыбки, противный кот все-таки до них добрался!
- Животное есть хотело. Вот я и покормил, - Николай вместе со мной перевел взгляд на потоп и на то, что еще недавно было аквариумом. Рядом на журнальном столике стояла опустошенная более чем на половину бутылка коньяка, которую я прежде держал в холодильнике. Он был пьян.
- Как ты зашел? – почему-то не хочется его ругать за несчастных рыбок, за непрошенное вторжение. Я просто прислоняюсь к косяку, не отводя взгляда от ничуть не менее любимого и дорогого человека.
- Отмычка, - он усмехается и тут же вновь становиться серьезным. – Зачем ты переехал?
- А зачем ты пришел? Неужели мы не обо всем поговорили в прошлый раз? – я ощутимо нервничаю, но ничего не могу поделать с этим, переводя взгляд с Тимошки на Николая и обратно.
- Ты не ответил на мои вопросы. Ты хотел сбежать от меня?
- Нет, просто давно мечтал о более просторной квартире. Вот представилось возможность. А тебя никто не учил, что врываться без приглашения, мягко говоря, неприлично?
- Нет, не учил, - совершенно серьезный ответ. – Скажи мне правду, Саш. Что случилось? Все эти отговорки с женщинами просто чушь. У тебя никогда не получалось убедительно врать.
Он видит меня насквозь, считывает как открытую книгу. Не могу рассказать. Нужно перевести разговор на другую, более важную тему:
- Ты теперь работаешь на НИХ? – не нужно говорить имен, все и так понятно.
- Нет, я говорил тебе, что больше не вернусь в этот «бизнес». Даже после того, как ты исключил меня из своей жизни.
«Боже! Но как же так?» - мне сразу стало дурно. Оказывается, все просчеты Валерия Петровича пошли прахом, потому что ничто не заставит Колю сделать то, чего он не хочет. Значит все это время, пока я думал, что он в полной безопасности с ним могли разделаться в любую минуту, а он и не подозревает!
- Почему? – я чувствую, как горят щеки от волнения. – Ведь там…
- Саша, что они тебе сказали?
«Все понял по одной фразе… Как же легко меня раскусить, будто ответы на все вопросы у меня на лице написаны».
- Ничего!
- Ну уж нет. Я уже не раз говорил, ты не умеешь врать, - медленно поднявшись с кресла, он не так быстро но подходит очень близко, заключая в капкан между собой и стеной. И я не пытаюсь вырываться, упрямо вздернув подбородок.
- Что ты хочешь, Коль?
- Хочу правду. И добьюсь ее в любом случае.
Он ведь УЖЕ знает эту правду, так зачем пытается вытащить ее из моих уст? Все снова оказалось просто бездарным спектаклем, в котором главную роль сыграл такой же не имеющий таланта актер.
- Я не понимаю о чем ты… - из последних сил пытаюсь избежать падения.
- Этот Валерий Петрович тебе угрожал? Заставил все это сказать?
- Нет… - шепот вырывается из груди, хрипло, сдавленно
- Чем он угрожал?
- Нет же…
- Когда он посмел это сделать? Снова записки?
Он не слышит меня, просто констатирует факт, пытаясь взять измором, как прежде делал тот самый Валерий Петрович. У них и действия совершенно одинаковые. Только этого человека, который впервые за столько времени со мной груб и даже жесток, я действительно безумно люблю, и очень боюсь за его безопасность.
- Скажи мне, Саша, - горячее дыхание, смешанное с запахом алкоголя, но не вызывающее отвращение. Если он сейчас прикоснется, то я больше не смогу сопротивляться.
- Да что ты хочешь услышать, в конце концов?! – я все-таки сорвался на крик, а ведь не желал этого. А он проводил ладонью по щеке, успокаивая, продолжил настойчиво и уверенно:
- Я хочу знать, что они тебе сказали? – а на лице написано «убью их всех». Жутко, ведь я такого Николая еще никогда прежде не видел. – Ведь сказали?
- Да! Черт возьми, да! Но это ничего не меняет, Коль! – не могу больше, не могу.
- Почему? Объясни мне, - как у него получается сохранять полное спокойствие, когда нервы натянуты до предела у обоих.
- Да потому что они убьют тебя! Они хотят, чтобы ты на них работал, Коль! А если нет, убьют. Я не могу! – крупная дрожь сотрясает тело, а сильные руки сжимают плечи, слегка встряхивая и успокаивая.
- Кто? Кто сказал?
- Ты же уже сам говорил, так зачем требуешь от меня повторить все это в слух? Пожалуйста, вернись к ним. Ты будешь в безопасности, и все будет не зря.
- Саша.
- Уходи, пожалуйста… - срывающимся шепотом прошу из последних сил, потому что стою на краю и вот-вот сорвусь в его объятия, буду страстно целовать и уже не смогу отпустить.
- Саша, я не вернусь. Я ТЕБЕ обещал.
- К черту обещания!
- Зачем ты меня прогоняешь? – ты ведь знаешь ответы, так зачем мучаешь?
- Ради твоей безопасности, зачем же еще! Уходи! Пожалуйста, уходи! – я близок к тому, чтобы встать на колени, умолять не подвергать свою жизнь опасности.
- Хорошо, - руки так резко отпустили, что я чуть не скатился по стене вниз, из последних сил сохранив равновесие. Широкими шагами он направился в сторону лоджии, перешагивая через лужу и разбитое стекло. Тимошка, ошалевший от такой наглости гостя, отпрыгнул в сторону, но последовал за ним. Это было неожиданное стечение обстоятельств, даже слишком неожиданное. Наверное, именно это и нужно было, чтобы прийти в себя после долгого сна.
- Что ты делаешь? – я в ужасе наблюдал за тем, как Николай открыл окно в лоджии и перекинул ногу через край.
- Ухожу. Ты же просил.
Он шутит или в серьез? Если подумать, я впервые вижу его настолько пьяным и понятия не имею, что может ему прийти в голову.
- Для этого есть дверь! – на всякий случай хватаю за карман куртки, чтобы он нечаянно не свалился с девятого этажа.
- Ах да, я забыл обуться, - голос совершенно серьезный, я бы сказал очень. – Принесешь ботинки или мне самому за ними сходить?
Нет, это не может быть в серьез, но все равно ужасно страшно. Может быть, будь он трезв, он смог бы спуститься с балкона, не сломав при этом шею, но теперь я не намерен ему это позволить. Я слишком долго спасал его от всего преступного мира, чтобы он вот так просто жертвовал своей жизнью, совершая глупости. А ведь я и представить не мог, что он вообще может их совершать.
- Хорошо, я возьму сам…
Из груди вырывается истеричный смех, сотрясая все тело, когда я в прямом смысле повисаю на нем, не давая и шага ступить. Мы так и застываем на пороге между гостиной и лоджией в совершенно глупой позе.
- Не уходи, не нужно! – он добился своего.
- Вот так-то лучше.
«Ах, он…» - мысли растворяются в глубоком страстном поцелуе, который будто наполняет силой и жаждой жизни увядшую за это время душу. Потом я обязательно скажу ему о том, как я боюсь, скажу о том, что я его слабое место и что со мной одни неприятности, потом мы обязательно поговорим и о Валерии Петровиче и о его несостоявшейся «работе». Это будет потом, а пока я просто хочу жить с ним.