Я злой и страшный серый волк...
Название: Затянувшийся этюд
Авторы: Люпи, Vidra
Жанр: романтика, экшн. юмор, драма
Категория: ориджинал, слэш
Рейтинг: R
Статус: ЗАКОНЧЕН!
Права: все наше, никому не отдадим
Главные герои: Тетсу/Аки, Тетсу/Рик
Размещение: да кому оно надо
)
читать дальшеАки
- Сузуми, вот скажи мне, почему люди целуют друг друга? – я старался говорить как можно более уверенно, но голос предательски дрогнул. Я так редко разговаривал с кем-то по душам, что теперь испытывал ужасный дискомфорт.
Мой товарищ, с интересом посмотрел на меня, будто уличил в ужасном преступлении и тут же подвинулся ближе:
- Тебя кто-то поцеловал? Кто она? Она хорошенькая?
Целая гора вопросов, слишком смущающих. Пришлось сделать вид, что не могу разглядеть чертеж и просто уткнуться в учебник, чтобы хоть немного скрыть пылающее лицо.
- Ну, какая разница, я же спросил «зачем»… - пробубнил я, стараясь не встречаться с пытливым взглядом Сузуми.
- Ну, как это зачем? Если тебя поцеловала девушка, значит, ты ей нравишься, - захихикал одногруппник, неприятно тыкая меня под ребра. Морщась и ерзая на стуле, я пытался повернуть разговор в менее смущающее русло:
- Только поэтому?
- Ну что за глупые вопросы, Аки! Это не просто значит, что ты ей нравишься, возможно, она даже тайно влюблена в тебя! – он коварно улыбнулся, многозначительно приподняв брови. – Так кто она такая?
- Ты ее не знаешь, - от того, как засияли глаза Сузуми, я понял, что окончательно раскололся и хотел, было выйти из аудитории, но любопытный товарищ почти силой усадил обратно.
- Ну, если не знаю, расскажи, она какая? Хорошенькая? Поверить не могу что у Аки наконец появилась подружка!
- Не кричи так, нет у меня никакой подружки, - прошипел я в ответ, сгорая от стыда, когда еще несколько одногруппников повернулись в нашу сторону.
- Как так нет? Вы же целовались! – прошептал он в ответ, пытаясь прочитать что-то по моему лицу.
- Ну да, целовались, но… - я окончательно смутился, проклиная себя что вообще затеял этот разговор.
- Что «но»? Только не говори мне, что ты от нее сбежал! – снова закричал Сузуми, заставив меня почти сползти под парту.
- Сбежал, - в конце концов, хуже уже не будет.
- Бедная-бедная девушка, как она страдает теперь! – не переставал униматься товарищ, качая головой так активно, что стал похож на китайского болванчика.
- Ну, может и не страдает, - я нахмурился, чувствуя горечь на сердце.
- Как она может не страдать, сам посуди, она открыто проявила к тебе чувства, а ты, убежал, тем самым показав, что она тебе совершенно не интересна. Могу поспорить, что она проплакала все глаза или… - он сделал ужасные глаза и прошептал на ухо:
- … покончила жизнь самоубийством…
- Что? – стул с грохотом упал, настолько быстро я вскочил. – Не говори глупостей, не может человек так поступить от такой ерунды. Я говорил, а в душе поднимался страх. Воображение уже выписывало картины одна страшнее другой, в которых присутствовал бледный художник или с перерезанными венами или обессилено лежащий на полу, с пустым пузырьком снотворного.
- Очень даже может, - авторитетно заявил Сузуми, как будто из-за него каждый день как минимум парочка девушек заканчивала жизнь самоубийством.
- И что же мне теперь делать? – этот вопрос был больше адресован к самому себе, но товарищ этого не понял, начиная втолковывать мне про цветы, конфеты, серенаду под окном или буквы, написанные перед ее подъездом. Я слушал его в пол уха, хотя душа рвалась бежать и своими глазами убедиться, что с Тетсу все в порядке.
Прошло несколько дней после этого неожиданного поцелуя, и я не находил себе места, думая, думая, думая. Уставший художник никак не выходил из головы, хотя я так хотел забыть. И, кажется, этим своим неожиданным поступком, он поставил на мне печать, заставляющую душу тянуться к нему. Я не находил себе места, не мог учиться все время пытаясь проанализировать ситуацию. Теперь же после разговора с Сузуми я впал в отчаяние. Что если товарищ прав и я так грубо оттолкнул человека, к которому стремилась моя душа, еще после первой встречи в парке. Но он же не помнил! Не помнил! Так почему поцеловал? Может быть, правда, страдает…
Стыд, робость, волнение, переживания – все это переполняло душу на протяжении самых долгих в моей жизни нескольких часов. Когда кончились пары, я вновь отправился по тому маршруту, который совсем недавно изменил мою жизнь, превратив из тихого и спокойного русла в водоворот чувств и эмоций.
Дверь была распахнута настеж. В нос ударил знакомый запах масляных красок и ски^цветочек^а, смешанный с чем-то еще приторно горьким. Я неуверенно постучал и шагнул вперед, чувствуя подкатывающий к горлу ком. То, что я увидел, заставило меня остановиться на пороге, почувствовал смесь волнения и страха. Все заставлено коробками, в которых в беспорядке лежат чертежи, кипы листов, картон, какие то деревянные рамы. Все это можно было бы терпеливо уложить как минимум в половину тары, но хозяин, судя по всему, не умел быть аккуратным.
- Уезжаешь? – почему-то так тоскливо от этой мысли.
Тетсу, который до этого пытался уместить, нарамник в коробке как минимум в половину меньше по габаритам, недовольно обернулся, сдувая челку с глаз. Было так удивительно наблюдать, как меняется выражение лица из возмущенного к удивлению, а далее… Я еще не видел как он улыбается… Или эта улыбка особенная?
- Ангел, - сейчас его голос бодрый и дружелюбный.
Я чувствую, как начинаю краснеть, но стараюсь, сделать вид, что не замечаю этого, проходя в комнату, аккуратно перешагивая через вещи.
- Кажется, мы еще в прошлый раз пришли к выводу, что я не ангел, - я стараюсь говорить дружелюбнее, но вместо этого получается только смущенное бурчание.
- Я так подумал, когда впервые увидел тебя, - когда он смеется, а в глазах прыгают золотые икринки, а смех заразительный, заставляет улыбаться в ответ.
- У меня нет крыльев, да и нимба тоже…
- Летать можно и без крыльев, - я и не заметил, как он приблизился так близко. Передвигается так тихо, как кот.
- Да, наверное, - я делаю шаг назад, спотыкаюсь о что-то острое и начинаю падать, но сильные руки тут же подхватывают и почти силой усаживают на тахту.
- Мольберта мне не жалко, а вот твою голову очень даже, - он снова смеется. Так удивительно видеть его таким, ведь я запомнил его хмурым и недовольным, а теперь…
- Так я забыл задать главный вопрос, - Тетсу садиться рядом, кажется, забыв про сборы, и внимательно смотрит мне в лицо, а я снова начинаю краснеть. – Зачем ты пришел, ведь в прошлый раз я очень напугал тебя.
Опускаю взгляд на запылившиеся ботинки. Эта привычка появилась еще с детства, когда родители требовали отчитываться за свои провинности. В это момент я понимаю весь абсурд данной ситуации. Как я вообще мог подумать, что взрослый мужчина будет предпринимать попытки суицида из-за такой ерунды? Прибежал, глупый, боялся, что что-то случилось. Теперь придется расплачиваться – волнением и стыдом.
Если ангел и существует, то теперь я знаю, как он выглядит – у него открытая улыбка, взъерошенные русые волосы и теплые карие глаза. И этот ангел является, когда он очень нужен.
- Тетсу, я вижу, что ты совсем обленился и решил созвать сюда армию помощников…
- Рик, знакомься, это Аки, Аки – это Рик…
Тетсу
Такой смешной, краснеет постоянно, прячет взгляд – необычно очень. Мне доставляет какое-то странное удовольствие дразнить ангела, чтобы еще раз увидеть интересный жест – он резко опускает взгляд и приподнимает плечи, прикусывая нижнюю губу, но это происходит очень быстро. Интересно, кто-то замечал что-то подобное? Хотя какая разница. В остальном он совершенно обычный парень, оказывается, учиться на факультете Рика. Но даже мой гиперобщительный друг, не смог сразу его вспомнить. Скромный, вероятно. Хотя почему вероятно? Это сразу видно.
Мы очень быстро уничтожили горячие бутерброды и кофе, которые уже по традиции принес Рик, и принялись собирать вещи. Разговаривать на столь личные темы с Аки я не решался, боясь, что он снова убежит, потому дела шли так, будто были задуманы так с самого начала.
Они очень быстро нашли общий язык с моим лучшим другом. Аки перестал краснеть, разговаривая с Риком, а Рик в свою очередь аккуратно подбирал очередной ключик к новому человеку. Иногда мне казалось, что это его своеобразное хобби – быть другом для всех.
- А эти чертежи куда? – Аки с неподдельным старанием разгребал пыльные завалы.
- Ну, сунь в ту коробку, - пытаюсь командовать я, но меня перебивает Рик:
- Не слушай его, слушай меня, не в ту, а вот в эту, здесь чертежи по архитектурному черчению, а в той, вообще краски на дне, все замарается.
- Вообще кто тут хозяин! – я начинаю зак*делать нехорошо*, но теплая ладонь тут же ложиться на плечо:
- Конечно ты, но поверь, так будет лучше…
- Да делайте, как хотите, - мне остается отмахнуться и изобразить великую обиду, хотя внутри все содрогается от смеха. И когда только он успел так научиться мной манипулировать?
В любом случае, я был ужасно рад, что мне не давали сникнуть от мысли об отчислении, развлекая самыми необычными способами. Аки то и дело задавал вопросы о том или ином предмете, который казался ему необычным. И хотя он по большей части обращался к Рику, объяснять приходилось все же мне. В конце концов, все закончилось тем, что мне пришлось разобрать этюдник, показав как из коробки можно сделать переносной мольберт на ножках. Это, почему-то, привело Аки в неописуемый восторг, а Рик только улыбался, ведь несколько лет назад он сам задал мне подобный вопрос. Оказалось, в моей комнате столько барахла… По большей части ненужного, что оно еле как поместилось в десять коробок. Хотя я предлагал выбросить половину, Рик и Аки, которые успели спеться за это время, стали возмущаться, что подобную красоту нельзя выбрасывать ни в коем случае, хотя там всего-навсего была кипа угольных набросков.
Уже далеко за полночь мы закончили это нелегкое дело, попутно насобирав как минимум пятикиллограмовый мешок кнопок, скрепок и гвоздей с пола. Когда последние чертежи были любовно сложены Риком в коробку, которая тут же была запечатана скотчем, мне стало ужасно тоскливо. Мысли, которые я так отчаянно гнал от себя весь день, вернулись с упрямой настойчивостью, опуская уголки губ. Мне вновь захотелось выгнать всех, чтобы ненароком не сорвать злость на хороших людях, но все, наверное, так легко читалось в глазах, что Рик предложил отпраздновать наш тяжелый труд, на который мы потратили как минимум шесть часов. Он уверенно кивал головой и жестикулировал, по своему обыкновению, пытаясь приободрить неудачливого художника, а Аки стоял рядом и слишком часто бросал в мою сторону странные, слишком внимательные взгляды. В тот момент мне хотелось отказаться, но как обычно возражения не принимались и Рик вместе с Ангелом ушли в магазин, оставив меня наедине со своими мыслями.
Сегодня в мою жизнь вторгся еще один человек, притом он сделал это так ненавязчиво, что я не почувствовал дискомфорта. Нет, я не считал его особенным, для этого он был слишком красивым, что ли. Черты лица подходили для ангела, но рисовать небесное создание я не буду как минимум несколько месяцев, а может, больше и не буду вовсе. Он наблюдал за мой, хотя я и делал вид, что не замечаю быстрых взглядов. Он даже старался держаться подальше от меня и садился ближе к Рику. Хотя чему я удивляюсь, мой друг никого еще не пугал. Если проанализировать ситуацию, то на тот момент я мог сказать с точностью, что паренек меня заинтересовал, но не настолько, чтобы пытаться продолжить общение. Я позволил себе плыть по течению, как обычно подчиняясь правилу – пусть за меня решит судьба.
Снова так хотелось курить, но последняя сигарета была уничтожена еще вчера, значит, пора было менять способ успокоения.
Крепленое вино, крекер, какие-то не вызывающие доверия сушеные рыбки и бутылка минералки – скудный запас, чтобы праздновать переезд, хотя нам с Риком не привыкать. Аки попытался отказаться от спиртного, указывая на бутылку, которую они купили специально для него, но я упрямо качал головой. Мне ужасно хотелось посмотреть на то, что произойдет с ангелом, когда черти алкоголя завладеют им. Мой друг пытался, было вступиться за Аки, но быстро стушевался, увидев мой многозначительный взгляд.
- Давайте выпьем за приятное знакомство, и за тебя Аки, ведь без тебя я бы разгребал эти завалы вместо одного дня, гораздо дольше, - торжественно заявил Рик, поднимая вверх пластиковый стаканчик, почти до краев наполненный бордовой жидкостью.
- И за то, что ты хотя бы на один вечер избавил меня от его нравоучений, - добавил я, в отместку. Но карие глаза смотрели весело, без обиды – давно уже привык.
Аки, явно смущенный подобным вниманием только кивнул, вновь опуская взгляд и закусывая губу.
- Вы так и не рассказали, как познакомились, - улыбаясь, спросил Рик, когда первая бутылка была выпита и разговор потек более непринужденно.
- А ты и не спрашивал, - по привычке огрызнулся я, лежа прямо на полу, подложив руку под голову.
- Ну, ладно-ладно, теперь спрашиваю, - мне показалось или я услышал какое-то непонятное напряжение в голосе лучшего друга.
Ангел не отвечал, делая вид, что то ли не услышал, то ли задумался, поэтому вся ответственность ложилась на мои плечи, хотя в данной ситуации я и не собирался обманывать.
- Ну, помнишь, я тебе рассказывал, что ангел, сошел с холста, а потом испугался и убежал? – начал я. Аки испуганно посмотрел в мою сторону и залился краской. В который раз уже за вечер?
- Помню, - весело кивнул Рик, тщетно пытаясь пригладить торчащие кудряшки. – Но какое это имеет отношение к делу?
- Ууу, не говори как инженер только, это тебе чертовски не идет, - мне стало смешно, но я решил продолжить:
- Ну так вот, Аки и есть этот самый ангел, не узнаешь?
Рик посмотрел на меня как на умалишенного, хотя в уже не очень трезвом состоянии в его взгляде все же проскальзывало любопытство.
- Обманщик! Нет, сказочник, - его утверждение прозвучало как-то не особенно твердо, может, он тоже стал находить в Аки черты изображения с картины. Я никогда еще не видел друга таким. Он вдруг резко встал, заявив, что, оказывается, обещал вернуться домой не под утро, а немного пораньше. Испуганный подобным разворотом событий, Аки тоже поспешил собираться, хотя еле стоял на ногах. Во всем этом было что-то до ужаса любопытное и тревожащее, что хотелось во что бы то ни стало разгадать. Но сейчас, когда образы перед глазами были нечеткими и мысли путались, это не представлялось возможным. Схватив джинсовку, я заявил, что не намерен отпускать ангела в подобном состоянии домой и намерен лично доставить его в руки родителей.
Рик
А я то ломал голову, почему этот паренек так сильно мне знаком. Теперь все встает на свои места, и как я пропустил тот момент, когда у Тетсу появилась очередная муза. В такой момент лучше уйти, пока не наговорил лишнего. В другой момент он бы остался, предложив переночевать у него, но теперь идет с нами. Неужели я потерял эту ниточку, когда с полу взгляда понимал, что пора готовиться к очередному кошмару.
В эти дни разгара нового увлечения, я стараюсь быть как можно дальше, реже захожу, отгораживаясь от того, что причиняет боль. Ведь это нормальное человеческое желание - быть спокойным. Больше всего на свете я ненавижу быть третьим лишним. Злоба сковываем все внутри. Во всем виноват алкоголь, в другое время было бы проще, гораздо проще.
Быстро распрощавшись, я очень быстро оставляю их наедине, поймав такси, ведь общественный транспорт давно не ходит. Перед глазами плывут огни города, слишком быстро, сливаясь в сплошные разноцветные полосы. Прижимаясь щекой к холодному стеклу, я стараюсь подавить душащие слезы отчаяния. Я все понимаю, но парень, это уже слишком! В памяти всплывают неясные образы прошлого, которые держали его под руку, которые могли беспрепятственно прикасаться, дарить ласки, быть максимально близко. Они разные: высокие и низкие, худощавые и полные, настойчивые и застенчивые, у них такие разные глаза, но все они отчего-то так отчетливо запечатлелись в памяти. Наверное, от того, что человек не может быть равнодушным, когда ему больно. Я ненавижу их, настолько сильно, как я люблю его. И теперь я должен ненавидеть этого мальчика – Аки, ведь если не смогу этого делать, то сорвусь рано или поздно.
- Крепись, это не на долго, всего несколько недель, может быть месяц, и снова будет перерыв, без ревности и злости… - слова, в пустоту.
- Приехали, - так вовремя говорит водитель, останавливаясь у подъезда.
- Да…
В любом случае я не имею права вмешиваться, пусть этот Аки и понравился мне сначала. Возможно, этот мальчик еще сам не понял, что попал в сети, но скоро, очень скоро поймет, и как многие уже не сможет выпутаться.
Ночь создана для любви и молитв, и сейчас так хочется вновь попросить Всевышнего обратить внимание и хоть как-то помочь, хотя выработанный рационализм заставляет улыбаться, прерывая мысленную просьбу на полуслове.
Единственное, чего я желаю, ложась в прохладную постель, чтобы он пришел ко мне, как всегда перед рассветом. Чтобы его тонкие, немного шершавые от красок пальцы, заставили мое тело подчиняться слышимой только нам двоим мелодии, чтобы вновь поцелуи кружили голову, чтобы почувствовать счастье на губах, даже если за этим последует горечь и разочарование. Пожалуйста, прошу, пусть будет так!
Аки
Капли мелкого дождя на ресницах, в них отражаются огни ночного города, сверкая и смешиваясь. Воздух свежий и влажный, бодрит. Гул шагов, в ритм с ударами сердца. Робкий взгляд скользит по задумчивому лицу художника, который так неузнаваемо изменился, стоило нам остаться наедине. Шумный, обидчивый, резкий, он стал мягким и медлительным, будто стараясь слиться с окружающей действительностью. Может быть все творческие люди такие – непредсказуемо-притягательные, ведь не может же быть особенным только один, и я – обычный студент матфака, встретить его на своем жизненном пути. Утешаю себя напрасно, ведь я знаю, что он действительно единственный. И пусть он идет со мной теперь, его мысли где-то очень далеко и возможно в этом мире есть место голубым птицам и красному солнцу, которое здоровается с круглолицей луной за руку. Ну почему я не умею читать мыслей?
Пользуясь случаем, пристально слежу взглядом за каждым, даже мимолетным движением. Профиль четкий, даже немного грубоватый, нос с едва заметной горбинкой, резкий изгиб бровей, придающий немного пугающий вид, глаза, сейчас темные, но в которых плещется необъяснимое тепло. Хорошо что ему не до меня сейчас, и я, не смущаясь, могу наблюдать. Алкоголь прибавил смелости, отодвинув казавшиеся прежде возмутительными, мысли на задний план. Раньше я думал, что не плохо, что мой дом так близко к университету, но теперь я мысленно стараюсь отодвинуть место назначения – совершенно глупые мысли и желания. Что же со мной такое происходит? Или этот человек – волшебник и художник заколдовал меня? Вот это уже больше похоже на правду. Так много тайн окружает его, это притягивает. Знает ли он об этом?
Резкий взгляд в мою сторону и теплая улыбка – это все мне. Запоминаю это мгновение, прикрывая глаза на миг, и улыбаюсь в ответ. Правдивы слова – главное, когда комфортно вместе молчать. Я никогда много не говорил, да и он, вероятно, такой же, когда окунается с головой в непонятный обычному человеку мир. Расскажет ли он мне, если попросить?
Волшебство вокруг. Сверкающие. Заполняющие собой огни, сквозь пелену дождя.
- Расскажи мне…
Он внимательно смотрит, легко проводя пальцами по моему лбу, стирая капельки влаги, а мне кажется, что частичка сказки открывается для меня. Сказки, которую придумал совсем другой человек.
- Если закрыть глаза и послушать музыку ночного города, можно услышать его тихое дыхание, прерываемое шумом дождя, - его голос обволакивает.
- Да…
- Он пытается скрываться, притворяется бездушным, дышит слишком тихо, чтобы не напугать своих глупых детей. Это наивысшая степень заботы…
Я останавливаюсь, подставляя лицо мелким холодным каплям, он останавливается позади, и его теплые большие ладони ложатся на плечи.
- Забудь о смущении, Аки, послушай… - горячее дыхание обжигает кожу.
Вдох, хриплый выдох. Шепот дождя. Бьют часы на площади, эхом разносясь по городу.
- Для него нет понятия времени. Ему просто нужно не переставать дышать, слышишь? – от хриплого шепота мурашки бегут по коже и немеют пальцы на руках.
- Да… - одними губами отвечаю я, но он понимает, медленно опуская ладони, вниз по моим рукам, заставляя напрягаться.
- А ведь не каждый может то услышать, Аки, не каждому он открывает свое сердце… - боже мой, что он делает?
- П-почему?
- Потому, что это сердце слишком уязвимо и не может любить всех. Оно как светлячок возле огня. Рядом с ним тепло и уютно, а если слишком близко – смерть неминуема.
- Но ведь он огромный, тут столько людей живет, почему сердце такое маленькое? – какие глупые вопросы я задаю, когда мне открывают другой мир. Какой же я дурак!
- Все самое прекрасное, очень маленькое и очень быстро умирает, - мне кажется меня засасывает в водоворот, всему виной бархатный голос, так близко.
- Аки?
- Да…
- Что лучше, жить с деревянным сердцем сотни лет, или отдаться целиком и полностью огню, сжигающему изнутри и приносящему невероятное счастье, всего на миг? – почему он спрашивает? Ведь прекрасно знает мой ответ на этот вопрос…
- На миг… - я не узнаю свой собственный голос, настолько тихо и безжизненно он звучит. Открываю глаза, щурясь от холодных капель, понимая, что этим разрушил хрупкое волшебство. Его ладони лежат поверх моих локтей, и они так невыносимо горячи. Почему-то мне не грустно, нет, я все еще в тумане его сказки, и она еще очень долго не будет отпускать меня.
- Пойдем быстрее. Дождь усиливается! – он говорит как прежде, но интонации едва заметно изменились, стали обыденнее что ли.
Мы бежим вперед, он берет меня под руку, чтобы я не отставал. Как невероятно быстро сменяются события в его мире, не понятно простому человеку, но если однажды заглянешь за эту невидимую черту, как наркоман будешь жаждать большего…
* * *
Только у моего подъезда он сбавляет шаг, и очень резко останавливается.
- Иди, давай, промок ведь насквозь! – в его глазах вновь прыгают веселые искорки, еще более яркие в свете фонаря, под которым мы остановились.
- Спасибо, что проводил, хотя не стоило, я бы прекрасно добрался сам, - вновь смущаюсь, опускаю голову, надеясь хотя бы так скрыть заалевшие щеки.
- Ну раз так можешь считать, что я не провожал, а просто вышел прогуляться, - он так беспечно это говорит и пожимает плечами, что становиться обидно немного.
- Да… - мой голос говорит сам за себя, и я собираюсь уйти, даже не задумываясь, что возможно вижу его в последний раз, но меня останавливают, резко схватив за запястье.
- Подожди, - такие мягкие, обволакивающие нотки вновь.
Останавливаюсь, медленно поворачиваясь, чтобы встретить хитрый взгляд.
- Ты мне так и не ответил на вопрос, почему пришел сегодня?
Вспомнил, а я так надеялся, что не придется отвечать на это вопрос.
- Я хотел узнать, почему ты поцеловал меня тогда, - хочется провалиться сквозь землю от стыда.
Его брови ползут вверх и он так радостно и широко улыбается, что мое сердце само по себе делает вероятный кульбит, заставляя дрожать.
- Боюсь, мой ответ не очень тебя обрадует, - почему он смеется?
- Не важно, - я стараюсь сделать равнодушный вид, и внимательно вглядываюсь в смеющиеся глаза.
- Я хотел, чтобы ты замолчал, потому и поцеловал…
- Ох, - будто все оборвалось внутри. – Я подумал, что я тебе понравился и потому…
- Я, наверное, не правильный и чтобы поцеловать человека, мне не обязательно сходить по нему с ума, - почему так больно режут эти равнодушные слова? Может это вино сыграло злую шутку, так сильно обострив все чувства и эмоции?
- Но это не правильно! - что-то похожее на отчаяние вырывается из груди, вслед за брошенными в его лицо словами.
- Я сказал, что я не правильный… - он становится серьезным, и делает шаг назад. Будто боится меня. Боится? Меня? Смешно!
Меня накрывает волна ярости, злости на этого человека, который так легко играет чувствами других. Пусть он сказочник, пусть он волшебник, но это не дает ему права делать больно людям! Он ничего не чувствовал? Что ж я заставлю его почувствовать себя на моем месте! Я резко приближаюсь, успевая заметить в золотых глазах, смесь удивления и не понимая. И резко притянув за воротник, пытаюсь поцеловать. Его губы плотно сомкнуты, а плечи сотрясаются от смеха, от этого злюсь еще больше, предпринимая жалкие попытки.
- Если ты так хочешь, чтобы я тебя поцеловал, мог бы просто попросить, - какие злые, болезненные слова. Боже мой, мне впервые хотелось кого-то ударить.
- Не хочу, - зло смотрю в смеющиеся глаза, хотя понимаю, насколько жалко выгляжу теперь.
- Ангелам нехорошо врать! – он приподнимает одну бровь и грубо впивается в мои губы. От смеси чувств кружиться голова. Как невероятно – боль, желание, страсть, привкус крови – моей крови. Приходиться собрать всю свою волю, что оттолкнуть его, таким образом, сохранив хотя бы капельку гордости.
- Доволен? – он что издевается?
Снова убегаю. Кажется это становиться традицией.
Тетсу
А что он хотел? Чтобы я бросился к его ногам? Это право смешно. Меня душит злой смех, но сейчас это было бы еще более жестоко. Еле сдерживая себя смотрю в след удаляющейся фигурке, не чувствуя ничего кроме облегчения. Это моя жизнь и я намерен прожить ее только по своим правилам, не подчиняясь нравоучениям малознакомого типа. Хмель давно выветрился, хотя сомневаюсь, что малыш быль в здравом уме, когда предпринимал жалкие попытки. Сейчас нужно выбросить все из головы и заняться тем, что принесет настоящее удовольствие, заставит кровь забурлить в венах.
Улицы пусты, даже таксисты, похоже, решили остаться в эту дождливую ночь дома. Что ж, это мне на руку, осталось выбрать нужный объект.
Витрины супермаркетов ночью выглядят сверкающе-безжизненными. Даже освещая их всевозможной подсветкой, невозможно смотреть внутрь без тоски – эффект лживого присутствия. Нельзя, нельзя заниматься подобными вещами в таком состоянии, когда хочется уничтожить весь мир, точно наделаешь ошибок, но первый шаг сделан, назад дороги нет.
В кармане всегда лежит пара свернутых пополам листов, теперь промокших насквозь, и тонкий маркер, чтобы можно было рисовать в любой ситуации. Делаю несколько прямых линий, не без удовольствия наблюдая, как ровно трескается стекло. Что-то подобие двери, не забыть ручку, а вот петли никогда не умел рисовать, поэтому витрина просто трескается и падает, разлетаясь на сотни мелких осколков, а я еле успеваю отскочить в сторону. Вой сигнализации оглушает, нужно быстрее все сделать и исчезнуть. Внутри поднимается то невероятное чувство, ради которого я этим и занимаюсь, возможно, это и называют выбросом адреналина.
Еще несколько штрихов и большой яркий фонарь в моей руке освещает пустынное помещение. Я прекрасно знаю, что кассу, скорее всего, сняли еще вчера, но что-то же должно было остаться, то чего хватит, чтобы оплатить месяц в съемной квартире, больше я бы и не взял. Случайно задеваю один манекен, а вслед за ним рушатся все остальные, поднимая еще больше шума. Мне все равно, каждое промедление может привести к неприятным последствиям.
На листе быстро набрасываю изображение кассового аппарата, вычерчивая на его боку огромную дыру. Треск металла оповещает, что магия не подвела, и уже через мгновение, на столе возвышается гора разномастных купюр.
Вой сирены, застает неожиданно, обычно они не приезжали так быстро. Нет времени считать деньги, поэтому просто грубо рассовываю их по карманам, но убежать уже нет возможности. Несколько полицейских машин останавливают перед входом и люди с пистолетами выходят их них, крадутся к входу, вероятно думая, что тут банда вооруженных бандитов. Какая ирония! Мне становиться смешно, хочется игры, ведь ради нее, я и пришел сюда. Деньги и не плохие я получал продажу картин.
Еще несколько штрихов, и на месте витрины появляется огромный деревянный шкаф, очень похожий на раритет. Мебель стиля ампир была известна всем студентам, кто хотя бы немного изучал культурологию.
- Ну что скажите на такое? – я не могу сдержать смеха, настолько забавно выглядят лица стражей порядка. Один из них кричит что-то, но я не слышу, судорожно придумывая выход из ситуации. О, как же сейчас хочется материализовать сотни воздушных шариков и пустить вперед, пусть стреляют, а самому можно сбежать. Но это абсурд, так быстро я не нарисую достаточное количество.
Раздается звук выстрелов и соседняя витрина обрушивается, подобно первой. Неплохой ход, пора убегать! Но куда?
Фонарь в руке начинает мигать – иссякает его недолгая магическая жизнь. Плохо! Очень плохо! Быстро рисую новый, отшвыривая уже полупрозрачное чудо в сторону, и в этот момент боль пронзает тело, а ведь я даже не услышал выстрелов. Головокружение и тошнота – непривычное чувство.
- Значит так… - я уже не верю в свою победу, проводя длинную линию поперек листа, в тот момент, когда как минимум полицейских вбегают в темное помещение. Я сам не знал, что из этого выйдет. Хотелось тонкую леску, но канат тоже не плохо, его так же не видно во тьме. Один за другим падают стражи правопорядка, выплевывая в мою сторону очень неприятные выражения. Но мне все равно – смешно и больно. Пятно света от моего фонаря выхватывает темный проход между рядами вешалок. Путь только один, но бежать очень трудно. Кажется, грудь онемела, и все труднее и труднее становиться дышать. Шаги преследователей все ближе, когда передо мной возникает стена. Тупик?
Для них да, для меня – спасение!
Последний чистый листок остался, но больше мне не нужно. Четыре прямые линии, ручка, петли – всем своим существом молю дверь открыться. Щелчок, и холодный влажный воздух ударяет в лицо. Все, почти все! Разрываю лист пополам, и дверь исчезает вместе со мной перед самым носом стражей порядка.
Это было самое позорное ограбление в моей преступной жизни. Хотел адреналина, а получил пулю в грудь, или куда там? Куда теперь? Что делать?
Я не помню, как добрался до дома и как не умер по дороге. Оставляя кровавые следы за собой, на чисто вымытом полу, падаю на тахту, дрожащими руками доставая из кармана мобильный телефон.
- Рик?
- Что случилось, Тетсу? – он кричит в трубку, неужели мой голос так плохо звучит?
- Я немного заболел, - я стараюсь отвечать с иронией, но вместо этого все это звучит ужасно жалко.
- Черт, я сейчас буду!
Теперь можно закрыть и позволить настойчивой тьме поглотить в свои объятия.
Рик
Если бы он умер, я бы умер вслед за ним, ни раздумывая, ни секунды. Что же с тобой случилось? Ломая руки, жду врача, которого слишком долго нет. В эти минуты, кажется, я простил ему все обиды и всю боль, только бы все было хорошо.
- Прошу, не составляй меня…
Больницы, со своими скупыми интерьерами и серыми стенными, будто бы созданы для молитв. Сколько человек, складывали луки, обращаясь к Всевышнему именно здесь, и я могу поспорить, что больше половины их них не были ни разу в настоящей церкви. И я ничем не лучше них.
- Прошу, прошу, пусть все обойдется, Господи!
Мужчина с густыми бровями, между которыми залегли глубокие морщины, в белом халате, я сразу же вскакиваю к нему на встречу, судорожно хватаясь за ручку кресла, потому что ноги подводят меня.
- Не дрейфь, все нормально, пуля попала в плечо и прошла на вылет, будем вызывать полицию? - его мягкий и спокойный голос успокаивает.
- Можно я с ним поговорю? – не дожидаясь ответа, почти влетаю в палату, чувствуя болезненный укол в сердце, от такого бледного лица, хотя золотистые глаза смотрят мягко и весело.
- Как же тебя угораздило?
Боже, как хочется обнять это сумасшедшее существо и никогда уже не отпускать, сказать уму о том, что я почувствовал, увидев кровавые следы в коридоре, ведущие в квартиру, с распахнутой настежь дверью. Сказать, как больно билось сердце в груди, когда я пытался нащупать пульс, как в первые секунды я забыл номер скорой помощи. Но все это не доступно мне сейчас, остается просто взять прохладную ладонь в свои руки, и выжидательно смотреть в хитрые глаза, надеясь услышать что-то не слишком ужасное.
- Не повезло немного, - беспечно отвечает он, хрипло вздыхая. – Наткнулся в переулке на толпу недружелюбно настроенных подростков, у одно из которых был папочкин пистолет, не понравилось им, что я денег отказался давать, вот и пошалили.
- Нужно вызвать полицию, - мне так отчаянно хочется найти этих уродов и вытряхнуть из них весь дух.
- И где они будут их искать? – ирония в его голосе звучит как-то обреченно.
- Не знаю, в конце концов, это их работа, пусть занимаются! – я не замечаю, как начинаю жестикулировать, случайно опрокидывая кувшин с водой.
- Успокойся, - шершавые пальцы скользят по моей щеке, и я застываю, даже перстаю дышать, стараясь запомнить это мгновение.
- Рик?
- Да… - голос не слушается. Изнутри вырывается хриплый вздох, вместо твердого заявления.
- Не нужно полиции, прошу тебя, - его взгляд внимательный, изучающий. Почему, черт возьми, он не опускает руку, ведь я не в силах, просто не в силах, отстраниться.
-Но ведь они могут… - прикрываю глаза, еще не понимая, что сейчас выдаю себя с потрохами. – Могут напасть на кого-то еще…
Я боюсь открывать глаза, боюсь увидеть его реакцию, прочитать догадки в золотых глазах. Я боюсь, но уже знаю, что все неизбежно, все разрушено. Его пальцы скользят по щеке, пробираются под воротник рубашки, а я расслабляюсь, понимая, что возможно больше никогда не получу подобных ласк.
- Их все равно не найдут, да и пистоле они вернут папочке и пострадает невинный человек, - голос бархатный обволакивает и там где были его пальцы, остались горящие дорожки – как во сне.
- Но…
- Не нужно, Рик, - ну почему, почему именно сейчас это произошло? Ведь у меня нет сил отказать, и он, мое сумасшествие, знает это. Теперь знает слишком многое…
Все заканчивается тем, что я объясняю всю ситуацию врачу. Что-что, а убеждать я всегда умел, и он не вызывает стражей правопорядка, списав все на неосторожное владение оружием. Я возвращаюсь в палату, и понимаю, как трудно теперь разговаривать как прежде, как трудно не отводить взгляд. Но он, мой благородный друг, подыгрывает мне, показывая всем своим видом, что ничего не произошло, что не он дарил скупые ласки, и вовсе не я открывал свою душу нараспашку, принимая их как самую большую драгоценность.
Аки
Наверное, мне стоило возненавидеть его теперь и выбросить из своего сердца, но злость быстро прошла, сменяясь щемящей тоской и чувством обреченности. Следующие несколько дней я безрезультатно пытался не вспоминать, забыть, но ничего не получалось. Ноги сами приводили меня к его бывшему дому. И только стоя перед подъездом, я понимал, что я сделал. Ну почему этот человек так сильно запал в душу? Почему мои мысли вновь и вновь возвращаются к нему, пытаясь проанализировать ситуацию и хоть как-то повернуть в свою пользу? Ответов на эти вопросы у меня к сожалению не было.
Сузуми безрезультатно пытался выведать у меня, помирился ли я со своей подружкой, но, видя мое подавленное состояние, быстро сделал выводы и перестал приставать со своими советами. Это было очень вовремя, ведь я сам в первую очередь должен был решить для себя, что я хочу от сложившейся ситуации, и что-то предпринять.
К концу недели я не мог найти себе место от жгучего желания его видеть и поговорить, спросить его, почему он так поступил. Хотя нет, я просто очень сильно хотел его увидеть. Весь стыд и стеснение уже отошли куда-то в глубину сознания, подавляемые совсем другими желаниями.
Но как найти его теперь? Ответ на этот вопрос маячил у меня перед глазами довольно часто. Всегда окруженный толпой, улыбающийся каждому, Рик. Его я видел очень часто, но не мог подойти и спросить. В какой-то момент я почти решился, но он, не заметив меня, быстро пошел в противоположную сторону, а я не побежал догонять, чувствуя себя ничтожеством.
В последние дни постоянно шли дожди, от чего становилось еще тоскливее. В другое время я бы наслаждался прохладой, наблюдая из окна за слезами природы, но теперь эта чистота и спокойствие доставляли щемящее беспокойство. Может быть, все, что я чувствовал теперь и называется неразделенной любовью, о которой так часто пишут в литературе? Но ведь это не правильно! Эти доводы не помогали, и то, что казалось абсурдом с самого начало, очень быстро заполнило каждую клеточку тела чем-то липким и жгучим.
Ну почему это произошло именно со мной? С этими мыслями, я вновь подошел к бывшему мету обитания жестокого художника, привычно уже поднимая взгляд на темные окна без занавесок. Ничего не изменилось, квартира оставалась пуста, и не единой мысли, где же его искать у меня не было. Оставалось только одно – пытаться перебороть себя и подойти к Рику.
Холодные капли стекают по лицу. Нужно идти домой, а то мама начнет волноваться, но я продолжаю стоять и щурясь скользить взглядом от одного темного прямоугольника к другому.
- И что ты тут делаешь?
От неожиданности я вздрагиваю и отшатываюсь назад, налетая на грудь человека, который так любезно закрыл и меня от дождя своим зонтом.
- П-привет, - ну вот теперь и перебарывать себя не нужно, он сам пришел.
Рик выглядит напряженным, хотя на лице его сияет привычная улыбка, но почему-то она не кажется мне такой уж добродушной как прежде.
- Привет, что ты тут делаешь? – он говорит твердо и с нажимом, и добродушие постепенно исчезает с лица, сменяясь напряженным выжиданием.
- Я, я … - запинаюсь, опуская взгляд, чувствуя, как краска приливает к щекам.
Что же сказать? Правду, а что же еще.
- Я очень хочу поговорить с ним, - слова дались слишком трудно, но я все же смотрю в глаза Рика, плотно сжимая кулаки. Этот жест помогает мне чувствовать себя более уверенным.
- А почему ты пришел сюда? – его слова звучат очень холодно, заставляя поежиться.
- Потому, что я не знаю, где он теперь живет… - как хочется просить этого казавшегося таким добродушным человека, не смотреть так холодно, будто он хочет меня уничтожить.
- Ясно, - тихо вздыхает парень, направляясь в сторону подъезда. – Нечего стоять под дождем, пойдем, поговорим там.
Послушно иду рядом, с бешено бьющимся сердцем, пуская робкие взгляды в сторону Рика, который будто игнорирует мое присутствие.
Квартира пуста, кроме одной коробки со старыми засохшими кистями и скрученными тюбиками с масляными красками. Вероятно, именно она и привела Рика сюда сегодня, а мне просто несказанно повезло, что мы встретились вот так.
Но он не спешит забирать вещи, проходя к окну и садясь на подоконник. В это момент его взгляд совсем другой, не такой, каким я привык видеть его в университете, в нем присутствует что-то похожее на ненависть, и от этого мне становится не по себе.
- Значит, он не дал тебе свой новый адрес… - это не вопрос, а утверждение.
- Да, - не пытаюсь спорить, лихорадочно пытаясь придумать повод узнать новое место обитания художника.
- Но если не дал, значит, не хотел тебя видеть… - он говорит даже равнодушно, но слова режут больнее острого кинжала.
- Значит не хотел… - почти беззвучно повторяю, прислоняясь к стене.
- Так что ты хочешь от меня? – взгляд сверлит насквозь, а я не понимаю в чем причина такой враждебности.
- Ты можешь мне сказать, где теперь живет Тетсу, мне очень нужно поговорить с ним! – мой голос дрожит, но все же получается, сказать твердо и без умоляющих ноток.
- О чем?
Этот вопрос ставит меня в тупик. Какая-то ниточка обрывается внутри и вмете с ней такое хрупкое равновесие. Я понимаю, что все бесполезно и этот человек не скажет мне ничего, по каким-то своим причинам, даже если я встану перед ним на колени.
Медленно сползаю по стене, закрывая лицо руками. Мне уже нечего терять, потому я просто рассказываю, что творилось в моей душе все это время, как ужасно тянуло к этому человеку, который оскорбил меня, унизил даже. Рассказываю. Что, не смотря на все это, что все простил и хочу хотя бы еще раз увидеть его и просто поговорить, мне больше не нужно.
Когда я поднимаю взгляд, карие и такие холодные до этого глаза, смотрят мягко, а на губах Рика светится какая-то обреченная улыбка. Мне становится не по себе от чувства тоски, окружающей этого человека, настолько, что она заполняет все пространство вокруг, проникает в легкие.
Он медленно переводит взгляд на вечернее небо, и я понимаю. Что что-то изменилось. Будто мы нашли тонкую ниточку, связывающую наши души.
- Я дам тебе адрес, - вздыхает Рик, доставая блокнот и ручку, - Но я хочу, чтобы ты знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и лучше бы тебе прямо сейчас забыть о нем и найти кого-то другого для своей любви.
При слове «любовь» я, вновь вздрагивая, поражаюсь, как просто он сказал то, чему я сам боялся признаться.
- Почему? – я так отчаянно хочу узнать ответ на этот вопрос, а Рик хмыкает, и очень спокойно отвечает, будто это в порядке вещей.
- Потому что, он никогда не полюбит тебя, а если и увлечется, то очень быстро выбросит из своей жизни, уж поверь мне, я знаю это чудовище уже целых десять лет. И теперь говорю тебе это только потому, что ты мне симпатичен, и мне бы не хотелось чтобы ты плакал.
От услышанного кружится голова, и я не хочу верить! Не хочу! А Рик, он не лжет сейчас, наоборот он искренне хочет помочь.
- Вот возьми адрес, и только ты можешь решить что делать, хотя лучше для тебя было бы сжечь его прямо сейчас, – в его глазах больше нет враждебности, и это очень радует. Аккуратно сворачиваю лист бумаги и убираю во внутренний карман куртки, улыбаясь в ответ.
- Спасибо…
- Не говори это, - его смех нервный, а лицо слишком бледное, – и подумай. Прежде чем делать, а теперь пошли, мне еще нужно успеть на другой конец города, пока ходит общественный транспорт.
Мы выходим из подъезда вместе и, не прощаясь, расходимся в разные стороны. Рик, прижимая к груди коробку, удаляется очень быстро, так и не раскрыв зонт, хотя дождь не прекратился, а только усилился. Он был задумчив и малоразговорчив все время пока мы спускались в лифте, и, кажется, просто забыл попрощаться. А я не стал навязываться, отправляясь в противоположную сторону – домой. Нужно привести мысли в порядок, прежде чем лезть в пекло.
Тетсу
Это состояние можно было назвать похожим на ломку. Хотя наркотиков я никогда не принимал. Рана причиняла слишком много неудобств, не позволяя шевелить правой рукой, когда так сильно хотелось писать. Я попытался работать левой рукой, но карандаш не слушался. Линии получались не четкие и дрожащие. В эти дни я думал что сойду с ума, от свой беспомощности. Для меня рисование давно стало смыслом жизни, возможно единственным, а приходящие и уходящие музы были просто инструментом для творчества не больше. Хотя каждый раз, обуреваемый почти животной страстью, думал, что это на всю жизнь и, это пьянящее чувство никогда не закончиться. Заканчивалось и очень быстро.
Иногда я ловил себя на мысли, что страдания после разрыва еще больше способствуют творческому подъему, и именно в эти минуты рождается что-то действительно заслуживающее внимания. Когда все было разложено по полочкам, я даже пытался искусственно разрывать отношения с людьми, которых я любил в тот или иной момент. И тогда, бах, и от желания творить кружилась голова – поистине мазохистские замашки.
А теперь я не мог даже линию прямую прочертить – ничтожество.
Рик все это время находился рядом. И в больнице и после, дома, он пытался развлекать меня, всегда приносил что-нибудь вкусненькое. Я был безумно благодарен ему за это, понимая, что я выступаю теперь в роли паразита. Высасываю все из него и ничего не даю взамен. Но даже если я бы и попытался что-то дать, он никогда бы не принял. Однако после случая в больнице, я стал ловить себя на том, что чувствую какую-то непонятную нежность, наблюдая за своим лучшим другом. Она теплится где-то глубоко в груди и пока не дает о себе слишком сильно знать, и хорошо. Не хватало сейчас еще…
Стук в дверь прерывает мои мысли. Я даже обрадовался, что кто-то пришел, ибо, если бы я продолжил копаться в себе и дальше, неизвестно к чему бы это все привело.
Несколько минут я стою, удивленно смотря на гостя, и никак не могу понять, что он тут делает.
- Хм, привет, - улыбаюсь. Бедняжка Аки покраснел, но смотрит на меня смело, и даже улыбается в ответ.
- Привет, можно войти?
Я не ожидал подобной прыти от такого скромного мальчика.
- Конечно, проходи, - пожимаю плечами, давая пройти.
Он медлит несколько секунд, и глубоко вздохнув, проходит в комнату. Этот жест кажется мне таким забавным, поэтому я не могу сдержать улыбки.
- Не ожидал тебя увидеть, Рик адрес дал?
Он еще больше краснеет, нерешительно присаживаясь на край знакомой тахты. Вероятно, его смелость закончилась на просьбе впустить его.
- Да, он, - кивает головой и сжимает кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Нет, я не разглядываю его, просто я привык внимательно наблюдать за людьми.
- Ну, Рик! Ну, я ему устрою сладкую жизнь!
Он вскидывает на меня испуганный взгляд, а мне становиться смешно.
- Да не переживай ты так, это я так неумело шучу. Мне и предложить тебе не чего, видишь ли, я несколько приболел, и в магазин ходит временно Рик, а сегодня его еще не было, так что и я сижу голодный.
- Давай я сбегаю в магазин! – он так резко изменился в лице, что я даже немного удивился. Глазки загорелись, а руки пришли в движение, то, поправляя карман, то, застегивая и расстегивая пуговицы на воротнике. Да, такому открытому дружелюбию даже как-то некомфортно отказывать.
- Ну хорошо, если тебе не в тягость…
- Конечно не в тягость! А что покупать?
Пока я искал деньги и перечислял список продуктов, Аки стоял и улыбался. И от этой улыбки становилось тепло на сердце. Все же хоть для творчества мне и нужны чужие страдания, мне очень приятно наблюдать чужую радость, ведь это тоже очень красиво.
* * *
Мы вместе приготовили обед, и это было чертовски весело. Начиная с того, что Аки вообще не умел готовить, хотя пытался убедить меня в обратном. Это у него получалось очень забавно, особенно когда он попытался опустить спагетти в холодную воду. Я чудом успел выхватить продукт из рук упрямого помощника, объясняя, что лучше, если вода сначала закипит. Он смущался каждый раз, когда я делал замечания, но не слова не сказал против. Я же в свою очередь старался быть помягче, хотя порой не обходилось без колкостей в его адрес. И если бы Рик, на это ответил, еще сильнее меня поддев, то Аки, молча все проглатывал, краснея еще больше.
К концу приготовлений, я стал чувствовать себя подобием злодея, хотя, по сути, никогда не был хорошим.
Рик почему-то задерживался, и ближе к вечеру я стал понимать, что он не придет. Мне чуть ли не впервые в жизни стало обидно, что он не позвонил и не предупредил меня, хотя прежде такого со мной никогда не случалось. Мы накрыли стол на две персоны, хотя так и напрашивалась третья тарелка. Ели молча. Я, наверное, исчерпал свой словарный запас на сегодня, а мой гость никогда и не отличался особой разговорчивостью. В конце концов, когда тарелки опустели, я решил начать разговор, вертевшийся на языке столько времени. Тем более, что на сытый желудок все трудные разговоры идут гораздо легче.
- Думаю, я могу задать вопрос?
Он в миг становится серьезным, и выжидательно смотрит мне в глаза:
- Да, конечно…
Усмехаюсь.
- Ну, может, расскажешь, почему пришел?
Аки некоторое время молчал, уставившись в тарелку, проводя вилкой по гладкой поверхности, заставляя стекло стонать. Я ожидал, какого угодно ответа, но не того, что ответил мне паренек, подняв серьезные синие глаза, в которых не было ни капли страха:
- Я хочу, чтобы ты был моим…
Аки
В тот момент я решил идти ва-банк – или все, или ничего. Это настолько твердо отложилось у меня в голове, что, говоря ту самую, очень долго вертевшуюся на языке фразу, я не задумался ни на минуту, правильно ли поступаю.
Его лицо на мгновение стало удивленным, даже ошарашенным, но следующую секунду смягчилось, а в глазах промелькнуло любопытство.
- Тебе не кажется, что человек существо свободное и не может принадлежать как вещь?
Нет, в его голосе нет ни капли злости или раздражения, скорее задумчивость и чуточка смеха.
Мне стоит огромных усилий не опускать взгляд, хотя лицо горит от стыда. Назад дороги нет, а как поступить иначе я не знаю. Ведь я действительно так отчаянно желаю быть с ним, не смотря на предупреждение Рика.
Легко киваю головой:
- Я согласен, что свободное, но…
Что «но»? Если бы знать ответ на этот вопрос. А он ждет, слегка наклонив голову, а на губах застыла легкая усмешка. Только не смейся надо мной! Прошу!
- Но, вместе будет лучше, чем одному…
О, какое глупое оправдание. Я сам понимаю это, но не могу придумать что-то более веское.
- А почему ты думаешь, что мне плохо одному? – он говорит совершенно серьезно, и я с ужасом понимаю, что почти проиграл, что победа с самого начала принадлежала ему. И лишь упрямство заставляет меня продолжать этот разговор:
- Я так не думаю, но мне плохо одному…
Нет сил смотреть в эти смеющиеся глаза. Отвожу взгляд, краснея еще больше. Хотя куда уже больше? Сейчас он имеет полное право выгнать меня и потребовать больше никогда не возвращаться, и будет прав.
Молчание затягивается. Не выдерживая этого, снова смотрю в лицо художника. Кажется, он обдумывает что-то очень серьезное, и будто забыл про меня.
Когда он начинает говорить, я вздрагиваю, настолько непривычным кажется это нарушение почти звенящей тишины.
- Не думаю, что я самый лучший вариант, чтобы скрасить твое одиночество, Аки, - пытливый взгляд золотых глаз проникает прямо в душу. – Но почему бы и нет…
Что? Что? Что?! Хочется закричать. Просить его еще раз повторить сказанные последними слова, проверив, не ослышался ли я. Но вместо этого на лице появляется совершенно дурацкая улыбка.
- Спасибо…
А что еще я могу на это ответить?
С того момента моя жизнь изменилась, но не знаю в какую сторону. Да, он согласился быть со мной, но дальше слов это не пошло. Конечно, я начал приходить к нему каждый день. Приготовления совместного ужина стало традицией. Немного позже я узнал, что мешало рисовать Тетсу, и был ужасно испуган, услышав историю про вооруженную шпану. Он же только посмеялся над моей впечатлительностью и попросил забыть, и я послушался.
Мне казалось, что он очень тоскует по полноценному рисованию и очень ждет, когда рана заживет, и снимут все повязки. Я бы хотел сопровождать его в больницу, но из-за учебы всегда пропускал это, хотя он и сам неплохо справлялся. В конце концов, когда я в очередной раз переживал об этом, он четко дал мне понять, что сам в состоянии справиться с проблемами. Больше об этом разговор не заходил.
Мы были вместе каждый вечер, у нас оказалось довольно много тем для разговоров, но дальше дело не шло. Очень часто я вспоминал тот поцелуй под дождем, от которого перехватило дыхание, и закружилась голова, и так сильно я жаждал повторить это невероятное чувство.
Тетсу был холоден. Хотя понятие холодности не очень вписывало с наши отношения. Мы были скорее просто друзья, но ведь я, говоря о том, что хочу, чтобы он был моим, имел ввиду совсем другое. Неужели и в этом деле мне придется брать инициативу в свои руки? От одной только мысли краска заливала щеки, а сердце билось слишком сильно. Нужно было подождать, и я ждал…
- Что ты рисуешь? – по привычке склоняюсь над раскрытым альбомом, где легкими штришками вырисовываются башни средневекового замка.
- Дышащий город, - он поворачивается ко мне и довольно улыбается, заметив мое смущение и любопытство.
- Тот самый дышащий город? – зачем-то переспрашиваю я, садясь на быльце кресла, и не отводя взгляда от наброска.
- Да, тот самый, про который я рассказывал тебе во время дождя, - он вздыхает и смотрит куда-то в пустоту, а мне лишь остается догадываться, какие образы витают в его голове.
- Рука не болит? – меня действительно волнует этот вопрос, хотя сейчас он кажется ужасно неуместным.
- Немного, - его улыбка сейчас слегка виноватая, и похожая на детскую, и от нее так больно сживается сердце в груди.
Сейчас или никогда… Склоняюсь и легко, целую слегка приоткрытые губы. Он удивленно проводит пальцами по губам и приподнимает одну бровь, и в этот момент в глазах прыгают озорные чертики.
- Это можно рассчитывать, как утешительный приз? – весело говорит он, облокачиваясь на спинку кресла и смотря на меня из-под опущенных ресниц.
- Нет, просто я подумал, что если уж мы вместе… - снова глупо оправдываюсь, пряча взгляд.
- Ты слишком много думаешь…
Все происходит так быстро. Особенно не церемонясь, он хватает меня за запястье и с силой притягивает к себе. В кольце его рук тесно и жарко, а губы сначала легко касаются виска, продолжая свой путь по щеке, наконец, накрывают мои губы. Задыхаясь от переполняющих меня чувств, отвечаю на поцелуй, прижимаясь еще ближе. Это поцелуй так похож на тот, под дождем, но в это раз он не смеется надо мной, нет, он пытается подарить мне то, что я так отчаянно желал, находясь рядом эти бесконечные дни. Краска приливает к щекам, мне стыдно и сладко одновременно. Снова до боли, до крови. Ну и пусть.
Поцелуй прекращается так же быстро, как и начался. Я ничего не вижу из-за пелены перед глазами и жадно хватаю ртом воздух, дрожа всем телом. Он прижимает меня к себе, шершавые пальцы гладят щеки и шею, успокаивая.
- Тише, тише, не нужно так волноваться, это же просто поцелуй… - сейчас я не слышу ноток сарказма в его голосе, погруженный в теплую негу. Так приятно сидеть у него на коленях, чувствуя тепло его тела, ловить мимолетное движение и ласку, подаренную только мне. Может быть, для него это просто поцелуй, но для меня это то, о чем я так долго мечтал
Тетсу
- Знаешь, я подумал и понял, что совсем ничего о тебе не знаю…
Голос Аки звучит будто издалека, прорываясь сквозь пелену ярких образов. Отрываю взгляд от палитры и медленно поворачиваюсь к мальчику, сидящему в кресле напротив.
Сегодня произошло знаменательное событие – мне, наконец, сняли эти причиняющие неудобство повязки, и я мог взяться за кисть. В первые минуты я ощутил просто невероятный голод, выдавливая слишком много красок на палитру, и накладывая объемные не промешанные мазки, настолько сильно хотел цвета и жизни на холсте. Я сам еще не знал, что буду рисовать, но желание было настолько велико, что обдумывать такие мелочи казалось поистине безумством. В тот момент даже Аки перестал пытаться завести беседу, вероятно увидев, как загорелись глаза незадачливого художника. Но жажда быстро иссякла, сменяясь привычным водоворотом, который кружил, медленно вознося все выше и выше. Но в этом не было бешеной скачки, как в занятии любовью, наоборот спокойствие и умиротворение, но дарящее возрастающее с каждым мгновением наслаждение.
Постепенно на небольшом холсте начал обозначаться мир, о котором я так долго думал, на протяжении всей болезни. «Дышащий город», какое глупое название, но другое в голову просто не приходило, настолько точно подобрал слова этот мальчишка.
Пусть я и не любил лишних людей рядом с собой, но этот паренек настойчиво и ненавязчиво занял свое место в моей жизни. Я не могу сказать, что сильно тосковал бы, если бы он исчез в один прекрасный момент, но и его присутствие не раздражало, даже забавляло.
Почему я согласился на его безумное заявление, я не знаю. Какая-то душащая тоска накрыла меня в тот момент, и, смотря в печальные синие глаза, я не мог ответить иначе. Конечно, много позже я тысячу раз жалел об этом, особенно когда он начинал чрезмерно заботиться и даже порывался ходить со мной на перевязки. Это настойчивое внимание раздражало, но этот минус можно было списать на то, что благодаря ему я никогда не оставался голоден и когда нужно было спросить совета по поводу формы того или иного предмета на набросках, он с готовностью отвечал на мои вопросы.
Но сколько бы я не старался почувствовать к этому мальчику то, что окружало меня своей горячей волной прежде с другими, у меня ничего не выходило. Да что уж тут скрывать, он милый, забавный даже, за ним интересно наблюдать, но любовь… Хотя поживем-увидим.
- Прости, что ты сказал? – я действительно плохо уловил суть вопроса.
Аки вновь краснеет, хотя нужно бы уже привыкнуть, тем более, что наши отношения перешли на другую стадию, после его робкой попытки поцеловать меня.
- Я сказал, что почти ничего не знаю о тебе, вот… - опускает взгляд, наверное, стесняется глупый, что лезет не в свое дело.
- Ну и что? – дразню его я, притом совсем не стыдясь этого.
- Ну, я хотел бы, чтобы ты хотя бы немного рассказал о себе, - закусывает губу. Люблю, когда он так делает, это выглядит очень мило и даже невинно. Ну, если я хоть что-то в нем люблю, значит не все потеряно.
- Ну, так просто я и не вспомню, - снова перевожу взгляд на палитру, с усердием смешивая краски, хотя не особенно задумываюсь, зачем это делаю. – А для какой цели тебе это нужно?
Он затихает и долго не отвечает, а я тем временем вновь погружаюсь в живопись. Забывая о присутствии в моем мире кого-то постороннего.
Робкий голос снова звучит будто издалека:
- Я просто хочу быть ближе к тебе, понимать тебя…
Кисточка выпадает из рук. Нет, я не удивлен, просто неосторожность, а он выглядит испуганным, будто боится, что обидел меня.
- И насколько ты хочешь быть ближе ко мне? – сверлю его внимательным взглядом, хотя в любой момент готов рассмеяться от перемен, происходящих на лице паренька. Сначала он бледнеет, широко открытыми глазами смотря мне прямо в глаза, а затем его щеки заливаются румянцем. Резко опускает взгляд, на плотно сложенные в замок руки. И я, кажется, понимаю ход его мыслей. Мне становится не по себе, от реакции собственного организма на все это. Хочется схватить этого негодника и показать ему, что значит быть максимально близко.
- Ну же? – приближаюсь ближе, будто готовясь к прыжку.
Внезапно он поднимает на меня уверенный взгляд, и все еще кусая губу, медленно и четко произносит:
- До конца…
Боже мой, какой глупый и рискованный малыш. Так и хочется рассмеяться ему в лицо, но вместо этого я хватаю его и, перекинув через плечо, несу в другую комнату. К тому времени, когда он оказался прижатым моим телом к узкой и ужасно неудобной тахте, вся уверенность иссякает в синих глазах, но он не пытается вырваться, вероятно, понимая, насколько глупо будет это выглядеть.
- До конца, значит? – слова вырываются из груди с придыханием, хотя так хотелось хоть чуточку иронии.
- Да… - шепчут пересохшие то ли от страха, то ли от волнения губы. Он зажмуривается, мертвой хваткой схватившись за обивку несчастного дивана.
Нет, это уже никуда не годиться. Он ведет себя так, будто я собираюсь его изнасиловать, а этого я никогда себе не позволял. Нужно проучить мальчишку, чтобы отвечал за свои слова, но я ведь не животное.
- Если сейчас же не расслабишься, придется остановиться, - я думал, он обрадуется и попросит прекратить, но огромные глазищи смотрят испуганно и с такой невероятной нежностью, что горячая волна возбуждения накрывает меня с головой. И когда, прежде напряженное тело, обмякает в моих руках, я понимаю, что это было последняя капля и назад дороги нет.
Пусть я не люблю его, но целовать слегка припухшие губы так невероятно приятно. Пусть я не люблю его, но мое тело с такой легкостью откликается на каждое робкое прикосновение. Пусть я не люблю его, но сейчас здесь и сейчас, я могу сказать, что мне слишком хорошо с этим мальчиком. Непозволительно хорошо…
Когда мои губы прикасаются к самым чувствительным местам, он издает тихий вздох, медленно переходящий в стон, и я не могу не ответить ему глубоким настойчивым поцелуем, когда новая горячая волна накатывает с головой. Изгибы его тела такие плавные, а кожа прохладная и гладкая. Так приятно проводить по ней языком, выписывая видимые только нам двоим узоры. Он вновь закрывает глаза и так безумно мило приподнимает брови, хотя я хотел бы видеть бушующее море страсти в потемневших глазах. Целую горящее, будто в лихорадке лицо, мягко проводя кончиками пальцев по груди. Он вздрагивает и подается навстречу, наконец, обхватывая шею руками. Его тонкие пальчики зарываются в волосы и нетерпеливо стягивают резинку. Хочется смеяться, но в данной ситуации, это просто непозволительно.
- Скажи мне… - шепчу прямо в приоткрытые губы, нетерпеливо разводя ноги коленом.
- Люблю… - это простое слово, проходит как электрошок через все тело, кружит голову, заполняет мысли вязким туманом. Я уже ничего не слышу, позволяя увлечь себя в бушующий водоворот страсти, и бесцеремонно увлекая Аки за собой. Ни испуг, ни слезы на глазах любовника, ни его жалкие попытки оттолкнуть меня уже не могут остановить этот полет в зияющую красными языками пламени пропасть.
Авторы: Люпи, Vidra
Жанр: романтика, экшн. юмор, драма
Категория: ориджинал, слэш
Рейтинг: R
Статус: ЗАКОНЧЕН!
Права: все наше, никому не отдадим
Главные герои: Тетсу/Аки, Тетсу/Рик
Размещение: да кому оно надо
)читать дальшеАки
- Сузуми, вот скажи мне, почему люди целуют друг друга? – я старался говорить как можно более уверенно, но голос предательски дрогнул. Я так редко разговаривал с кем-то по душам, что теперь испытывал ужасный дискомфорт.
Мой товарищ, с интересом посмотрел на меня, будто уличил в ужасном преступлении и тут же подвинулся ближе:
- Тебя кто-то поцеловал? Кто она? Она хорошенькая?
Целая гора вопросов, слишком смущающих. Пришлось сделать вид, что не могу разглядеть чертеж и просто уткнуться в учебник, чтобы хоть немного скрыть пылающее лицо.
- Ну, какая разница, я же спросил «зачем»… - пробубнил я, стараясь не встречаться с пытливым взглядом Сузуми.
- Ну, как это зачем? Если тебя поцеловала девушка, значит, ты ей нравишься, - захихикал одногруппник, неприятно тыкая меня под ребра. Морщась и ерзая на стуле, я пытался повернуть разговор в менее смущающее русло:
- Только поэтому?
- Ну что за глупые вопросы, Аки! Это не просто значит, что ты ей нравишься, возможно, она даже тайно влюблена в тебя! – он коварно улыбнулся, многозначительно приподняв брови. – Так кто она такая?
- Ты ее не знаешь, - от того, как засияли глаза Сузуми, я понял, что окончательно раскололся и хотел, было выйти из аудитории, но любопытный товарищ почти силой усадил обратно.
- Ну, если не знаю, расскажи, она какая? Хорошенькая? Поверить не могу что у Аки наконец появилась подружка!
- Не кричи так, нет у меня никакой подружки, - прошипел я в ответ, сгорая от стыда, когда еще несколько одногруппников повернулись в нашу сторону.
- Как так нет? Вы же целовались! – прошептал он в ответ, пытаясь прочитать что-то по моему лицу.
- Ну да, целовались, но… - я окончательно смутился, проклиная себя что вообще затеял этот разговор.
- Что «но»? Только не говори мне, что ты от нее сбежал! – снова закричал Сузуми, заставив меня почти сползти под парту.
- Сбежал, - в конце концов, хуже уже не будет.
- Бедная-бедная девушка, как она страдает теперь! – не переставал униматься товарищ, качая головой так активно, что стал похож на китайского болванчика.
- Ну, может и не страдает, - я нахмурился, чувствуя горечь на сердце.
- Как она может не страдать, сам посуди, она открыто проявила к тебе чувства, а ты, убежал, тем самым показав, что она тебе совершенно не интересна. Могу поспорить, что она проплакала все глаза или… - он сделал ужасные глаза и прошептал на ухо:
- … покончила жизнь самоубийством…
- Что? – стул с грохотом упал, настолько быстро я вскочил. – Не говори глупостей, не может человек так поступить от такой ерунды. Я говорил, а в душе поднимался страх. Воображение уже выписывало картины одна страшнее другой, в которых присутствовал бледный художник или с перерезанными венами или обессилено лежащий на полу, с пустым пузырьком снотворного.
- Очень даже может, - авторитетно заявил Сузуми, как будто из-за него каждый день как минимум парочка девушек заканчивала жизнь самоубийством.
- И что же мне теперь делать? – этот вопрос был больше адресован к самому себе, но товарищ этого не понял, начиная втолковывать мне про цветы, конфеты, серенаду под окном или буквы, написанные перед ее подъездом. Я слушал его в пол уха, хотя душа рвалась бежать и своими глазами убедиться, что с Тетсу все в порядке.
Прошло несколько дней после этого неожиданного поцелуя, и я не находил себе места, думая, думая, думая. Уставший художник никак не выходил из головы, хотя я так хотел забыть. И, кажется, этим своим неожиданным поступком, он поставил на мне печать, заставляющую душу тянуться к нему. Я не находил себе места, не мог учиться все время пытаясь проанализировать ситуацию. Теперь же после разговора с Сузуми я впал в отчаяние. Что если товарищ прав и я так грубо оттолкнул человека, к которому стремилась моя душа, еще после первой встречи в парке. Но он же не помнил! Не помнил! Так почему поцеловал? Может быть, правда, страдает…
Стыд, робость, волнение, переживания – все это переполняло душу на протяжении самых долгих в моей жизни нескольких часов. Когда кончились пары, я вновь отправился по тому маршруту, который совсем недавно изменил мою жизнь, превратив из тихого и спокойного русла в водоворот чувств и эмоций.
Дверь была распахнута настеж. В нос ударил знакомый запах масляных красок и ски^цветочек^а, смешанный с чем-то еще приторно горьким. Я неуверенно постучал и шагнул вперед, чувствуя подкатывающий к горлу ком. То, что я увидел, заставило меня остановиться на пороге, почувствовал смесь волнения и страха. Все заставлено коробками, в которых в беспорядке лежат чертежи, кипы листов, картон, какие то деревянные рамы. Все это можно было бы терпеливо уложить как минимум в половину тары, но хозяин, судя по всему, не умел быть аккуратным.
- Уезжаешь? – почему-то так тоскливо от этой мысли.
Тетсу, который до этого пытался уместить, нарамник в коробке как минимум в половину меньше по габаритам, недовольно обернулся, сдувая челку с глаз. Было так удивительно наблюдать, как меняется выражение лица из возмущенного к удивлению, а далее… Я еще не видел как он улыбается… Или эта улыбка особенная?
- Ангел, - сейчас его голос бодрый и дружелюбный.
Я чувствую, как начинаю краснеть, но стараюсь, сделать вид, что не замечаю этого, проходя в комнату, аккуратно перешагивая через вещи.
- Кажется, мы еще в прошлый раз пришли к выводу, что я не ангел, - я стараюсь говорить дружелюбнее, но вместо этого получается только смущенное бурчание.
- Я так подумал, когда впервые увидел тебя, - когда он смеется, а в глазах прыгают золотые икринки, а смех заразительный, заставляет улыбаться в ответ.
- У меня нет крыльев, да и нимба тоже…
- Летать можно и без крыльев, - я и не заметил, как он приблизился так близко. Передвигается так тихо, как кот.
- Да, наверное, - я делаю шаг назад, спотыкаюсь о что-то острое и начинаю падать, но сильные руки тут же подхватывают и почти силой усаживают на тахту.
- Мольберта мне не жалко, а вот твою голову очень даже, - он снова смеется. Так удивительно видеть его таким, ведь я запомнил его хмурым и недовольным, а теперь…
- Так я забыл задать главный вопрос, - Тетсу садиться рядом, кажется, забыв про сборы, и внимательно смотрит мне в лицо, а я снова начинаю краснеть. – Зачем ты пришел, ведь в прошлый раз я очень напугал тебя.
Опускаю взгляд на запылившиеся ботинки. Эта привычка появилась еще с детства, когда родители требовали отчитываться за свои провинности. В это момент я понимаю весь абсурд данной ситуации. Как я вообще мог подумать, что взрослый мужчина будет предпринимать попытки суицида из-за такой ерунды? Прибежал, глупый, боялся, что что-то случилось. Теперь придется расплачиваться – волнением и стыдом.
Если ангел и существует, то теперь я знаю, как он выглядит – у него открытая улыбка, взъерошенные русые волосы и теплые карие глаза. И этот ангел является, когда он очень нужен.
- Тетсу, я вижу, что ты совсем обленился и решил созвать сюда армию помощников…
- Рик, знакомься, это Аки, Аки – это Рик…
Тетсу
Такой смешной, краснеет постоянно, прячет взгляд – необычно очень. Мне доставляет какое-то странное удовольствие дразнить ангела, чтобы еще раз увидеть интересный жест – он резко опускает взгляд и приподнимает плечи, прикусывая нижнюю губу, но это происходит очень быстро. Интересно, кто-то замечал что-то подобное? Хотя какая разница. В остальном он совершенно обычный парень, оказывается, учиться на факультете Рика. Но даже мой гиперобщительный друг, не смог сразу его вспомнить. Скромный, вероятно. Хотя почему вероятно? Это сразу видно.
Мы очень быстро уничтожили горячие бутерброды и кофе, которые уже по традиции принес Рик, и принялись собирать вещи. Разговаривать на столь личные темы с Аки я не решался, боясь, что он снова убежит, потому дела шли так, будто были задуманы так с самого начала.
Они очень быстро нашли общий язык с моим лучшим другом. Аки перестал краснеть, разговаривая с Риком, а Рик в свою очередь аккуратно подбирал очередной ключик к новому человеку. Иногда мне казалось, что это его своеобразное хобби – быть другом для всех.
- А эти чертежи куда? – Аки с неподдельным старанием разгребал пыльные завалы.
- Ну, сунь в ту коробку, - пытаюсь командовать я, но меня перебивает Рик:
- Не слушай его, слушай меня, не в ту, а вот в эту, здесь чертежи по архитектурному черчению, а в той, вообще краски на дне, все замарается.
- Вообще кто тут хозяин! – я начинаю зак*делать нехорошо*, но теплая ладонь тут же ложиться на плечо:
- Конечно ты, но поверь, так будет лучше…
- Да делайте, как хотите, - мне остается отмахнуться и изобразить великую обиду, хотя внутри все содрогается от смеха. И когда только он успел так научиться мной манипулировать?
В любом случае, я был ужасно рад, что мне не давали сникнуть от мысли об отчислении, развлекая самыми необычными способами. Аки то и дело задавал вопросы о том или ином предмете, который казался ему необычным. И хотя он по большей части обращался к Рику, объяснять приходилось все же мне. В конце концов, все закончилось тем, что мне пришлось разобрать этюдник, показав как из коробки можно сделать переносной мольберт на ножках. Это, почему-то, привело Аки в неописуемый восторг, а Рик только улыбался, ведь несколько лет назад он сам задал мне подобный вопрос. Оказалось, в моей комнате столько барахла… По большей части ненужного, что оно еле как поместилось в десять коробок. Хотя я предлагал выбросить половину, Рик и Аки, которые успели спеться за это время, стали возмущаться, что подобную красоту нельзя выбрасывать ни в коем случае, хотя там всего-навсего была кипа угольных набросков.
Уже далеко за полночь мы закончили это нелегкое дело, попутно насобирав как минимум пятикиллограмовый мешок кнопок, скрепок и гвоздей с пола. Когда последние чертежи были любовно сложены Риком в коробку, которая тут же была запечатана скотчем, мне стало ужасно тоскливо. Мысли, которые я так отчаянно гнал от себя весь день, вернулись с упрямой настойчивостью, опуская уголки губ. Мне вновь захотелось выгнать всех, чтобы ненароком не сорвать злость на хороших людях, но все, наверное, так легко читалось в глазах, что Рик предложил отпраздновать наш тяжелый труд, на который мы потратили как минимум шесть часов. Он уверенно кивал головой и жестикулировал, по своему обыкновению, пытаясь приободрить неудачливого художника, а Аки стоял рядом и слишком часто бросал в мою сторону странные, слишком внимательные взгляды. В тот момент мне хотелось отказаться, но как обычно возражения не принимались и Рик вместе с Ангелом ушли в магазин, оставив меня наедине со своими мыслями.
Сегодня в мою жизнь вторгся еще один человек, притом он сделал это так ненавязчиво, что я не почувствовал дискомфорта. Нет, я не считал его особенным, для этого он был слишком красивым, что ли. Черты лица подходили для ангела, но рисовать небесное создание я не буду как минимум несколько месяцев, а может, больше и не буду вовсе. Он наблюдал за мой, хотя я и делал вид, что не замечаю быстрых взглядов. Он даже старался держаться подальше от меня и садился ближе к Рику. Хотя чему я удивляюсь, мой друг никого еще не пугал. Если проанализировать ситуацию, то на тот момент я мог сказать с точностью, что паренек меня заинтересовал, но не настолько, чтобы пытаться продолжить общение. Я позволил себе плыть по течению, как обычно подчиняясь правилу – пусть за меня решит судьба.
Снова так хотелось курить, но последняя сигарета была уничтожена еще вчера, значит, пора было менять способ успокоения.
Крепленое вино, крекер, какие-то не вызывающие доверия сушеные рыбки и бутылка минералки – скудный запас, чтобы праздновать переезд, хотя нам с Риком не привыкать. Аки попытался отказаться от спиртного, указывая на бутылку, которую они купили специально для него, но я упрямо качал головой. Мне ужасно хотелось посмотреть на то, что произойдет с ангелом, когда черти алкоголя завладеют им. Мой друг пытался, было вступиться за Аки, но быстро стушевался, увидев мой многозначительный взгляд.
- Давайте выпьем за приятное знакомство, и за тебя Аки, ведь без тебя я бы разгребал эти завалы вместо одного дня, гораздо дольше, - торжественно заявил Рик, поднимая вверх пластиковый стаканчик, почти до краев наполненный бордовой жидкостью.
- И за то, что ты хотя бы на один вечер избавил меня от его нравоучений, - добавил я, в отместку. Но карие глаза смотрели весело, без обиды – давно уже привык.
Аки, явно смущенный подобным вниманием только кивнул, вновь опуская взгляд и закусывая губу.
- Вы так и не рассказали, как познакомились, - улыбаясь, спросил Рик, когда первая бутылка была выпита и разговор потек более непринужденно.
- А ты и не спрашивал, - по привычке огрызнулся я, лежа прямо на полу, подложив руку под голову.
- Ну, ладно-ладно, теперь спрашиваю, - мне показалось или я услышал какое-то непонятное напряжение в голосе лучшего друга.
Ангел не отвечал, делая вид, что то ли не услышал, то ли задумался, поэтому вся ответственность ложилась на мои плечи, хотя в данной ситуации я и не собирался обманывать.
- Ну, помнишь, я тебе рассказывал, что ангел, сошел с холста, а потом испугался и убежал? – начал я. Аки испуганно посмотрел в мою сторону и залился краской. В который раз уже за вечер?
- Помню, - весело кивнул Рик, тщетно пытаясь пригладить торчащие кудряшки. – Но какое это имеет отношение к делу?
- Ууу, не говори как инженер только, это тебе чертовски не идет, - мне стало смешно, но я решил продолжить:
- Ну так вот, Аки и есть этот самый ангел, не узнаешь?
Рик посмотрел на меня как на умалишенного, хотя в уже не очень трезвом состоянии в его взгляде все же проскальзывало любопытство.
- Обманщик! Нет, сказочник, - его утверждение прозвучало как-то не особенно твердо, может, он тоже стал находить в Аки черты изображения с картины. Я никогда еще не видел друга таким. Он вдруг резко встал, заявив, что, оказывается, обещал вернуться домой не под утро, а немного пораньше. Испуганный подобным разворотом событий, Аки тоже поспешил собираться, хотя еле стоял на ногах. Во всем этом было что-то до ужаса любопытное и тревожащее, что хотелось во что бы то ни стало разгадать. Но сейчас, когда образы перед глазами были нечеткими и мысли путались, это не представлялось возможным. Схватив джинсовку, я заявил, что не намерен отпускать ангела в подобном состоянии домой и намерен лично доставить его в руки родителей.
Рик
А я то ломал голову, почему этот паренек так сильно мне знаком. Теперь все встает на свои места, и как я пропустил тот момент, когда у Тетсу появилась очередная муза. В такой момент лучше уйти, пока не наговорил лишнего. В другой момент он бы остался, предложив переночевать у него, но теперь идет с нами. Неужели я потерял эту ниточку, когда с полу взгляда понимал, что пора готовиться к очередному кошмару.
В эти дни разгара нового увлечения, я стараюсь быть как можно дальше, реже захожу, отгораживаясь от того, что причиняет боль. Ведь это нормальное человеческое желание - быть спокойным. Больше всего на свете я ненавижу быть третьим лишним. Злоба сковываем все внутри. Во всем виноват алкоголь, в другое время было бы проще, гораздо проще.
Быстро распрощавшись, я очень быстро оставляю их наедине, поймав такси, ведь общественный транспорт давно не ходит. Перед глазами плывут огни города, слишком быстро, сливаясь в сплошные разноцветные полосы. Прижимаясь щекой к холодному стеклу, я стараюсь подавить душащие слезы отчаяния. Я все понимаю, но парень, это уже слишком! В памяти всплывают неясные образы прошлого, которые держали его под руку, которые могли беспрепятственно прикасаться, дарить ласки, быть максимально близко. Они разные: высокие и низкие, худощавые и полные, настойчивые и застенчивые, у них такие разные глаза, но все они отчего-то так отчетливо запечатлелись в памяти. Наверное, от того, что человек не может быть равнодушным, когда ему больно. Я ненавижу их, настолько сильно, как я люблю его. И теперь я должен ненавидеть этого мальчика – Аки, ведь если не смогу этого делать, то сорвусь рано или поздно.
- Крепись, это не на долго, всего несколько недель, может быть месяц, и снова будет перерыв, без ревности и злости… - слова, в пустоту.
- Приехали, - так вовремя говорит водитель, останавливаясь у подъезда.
- Да…
В любом случае я не имею права вмешиваться, пусть этот Аки и понравился мне сначала. Возможно, этот мальчик еще сам не понял, что попал в сети, но скоро, очень скоро поймет, и как многие уже не сможет выпутаться.
Ночь создана для любви и молитв, и сейчас так хочется вновь попросить Всевышнего обратить внимание и хоть как-то помочь, хотя выработанный рационализм заставляет улыбаться, прерывая мысленную просьбу на полуслове.
Единственное, чего я желаю, ложась в прохладную постель, чтобы он пришел ко мне, как всегда перед рассветом. Чтобы его тонкие, немного шершавые от красок пальцы, заставили мое тело подчиняться слышимой только нам двоим мелодии, чтобы вновь поцелуи кружили голову, чтобы почувствовать счастье на губах, даже если за этим последует горечь и разочарование. Пожалуйста, прошу, пусть будет так!
Аки
Капли мелкого дождя на ресницах, в них отражаются огни ночного города, сверкая и смешиваясь. Воздух свежий и влажный, бодрит. Гул шагов, в ритм с ударами сердца. Робкий взгляд скользит по задумчивому лицу художника, который так неузнаваемо изменился, стоило нам остаться наедине. Шумный, обидчивый, резкий, он стал мягким и медлительным, будто стараясь слиться с окружающей действительностью. Может быть все творческие люди такие – непредсказуемо-притягательные, ведь не может же быть особенным только один, и я – обычный студент матфака, встретить его на своем жизненном пути. Утешаю себя напрасно, ведь я знаю, что он действительно единственный. И пусть он идет со мной теперь, его мысли где-то очень далеко и возможно в этом мире есть место голубым птицам и красному солнцу, которое здоровается с круглолицей луной за руку. Ну почему я не умею читать мыслей?
Пользуясь случаем, пристально слежу взглядом за каждым, даже мимолетным движением. Профиль четкий, даже немного грубоватый, нос с едва заметной горбинкой, резкий изгиб бровей, придающий немного пугающий вид, глаза, сейчас темные, но в которых плещется необъяснимое тепло. Хорошо что ему не до меня сейчас, и я, не смущаясь, могу наблюдать. Алкоголь прибавил смелости, отодвинув казавшиеся прежде возмутительными, мысли на задний план. Раньше я думал, что не плохо, что мой дом так близко к университету, но теперь я мысленно стараюсь отодвинуть место назначения – совершенно глупые мысли и желания. Что же со мной такое происходит? Или этот человек – волшебник и художник заколдовал меня? Вот это уже больше похоже на правду. Так много тайн окружает его, это притягивает. Знает ли он об этом?
Резкий взгляд в мою сторону и теплая улыбка – это все мне. Запоминаю это мгновение, прикрывая глаза на миг, и улыбаюсь в ответ. Правдивы слова – главное, когда комфортно вместе молчать. Я никогда много не говорил, да и он, вероятно, такой же, когда окунается с головой в непонятный обычному человеку мир. Расскажет ли он мне, если попросить?
Волшебство вокруг. Сверкающие. Заполняющие собой огни, сквозь пелену дождя.
- Расскажи мне…
Он внимательно смотрит, легко проводя пальцами по моему лбу, стирая капельки влаги, а мне кажется, что частичка сказки открывается для меня. Сказки, которую придумал совсем другой человек.
- Если закрыть глаза и послушать музыку ночного города, можно услышать его тихое дыхание, прерываемое шумом дождя, - его голос обволакивает.
- Да…
- Он пытается скрываться, притворяется бездушным, дышит слишком тихо, чтобы не напугать своих глупых детей. Это наивысшая степень заботы…
Я останавливаюсь, подставляя лицо мелким холодным каплям, он останавливается позади, и его теплые большие ладони ложатся на плечи.
- Забудь о смущении, Аки, послушай… - горячее дыхание обжигает кожу.
Вдох, хриплый выдох. Шепот дождя. Бьют часы на площади, эхом разносясь по городу.
- Для него нет понятия времени. Ему просто нужно не переставать дышать, слышишь? – от хриплого шепота мурашки бегут по коже и немеют пальцы на руках.
- Да… - одними губами отвечаю я, но он понимает, медленно опуская ладони, вниз по моим рукам, заставляя напрягаться.
- А ведь не каждый может то услышать, Аки, не каждому он открывает свое сердце… - боже мой, что он делает?
- П-почему?
- Потому, что это сердце слишком уязвимо и не может любить всех. Оно как светлячок возле огня. Рядом с ним тепло и уютно, а если слишком близко – смерть неминуема.
- Но ведь он огромный, тут столько людей живет, почему сердце такое маленькое? – какие глупые вопросы я задаю, когда мне открывают другой мир. Какой же я дурак!
- Все самое прекрасное, очень маленькое и очень быстро умирает, - мне кажется меня засасывает в водоворот, всему виной бархатный голос, так близко.
- Аки?
- Да…
- Что лучше, жить с деревянным сердцем сотни лет, или отдаться целиком и полностью огню, сжигающему изнутри и приносящему невероятное счастье, всего на миг? – почему он спрашивает? Ведь прекрасно знает мой ответ на этот вопрос…
- На миг… - я не узнаю свой собственный голос, настолько тихо и безжизненно он звучит. Открываю глаза, щурясь от холодных капель, понимая, что этим разрушил хрупкое волшебство. Его ладони лежат поверх моих локтей, и они так невыносимо горячи. Почему-то мне не грустно, нет, я все еще в тумане его сказки, и она еще очень долго не будет отпускать меня.
- Пойдем быстрее. Дождь усиливается! – он говорит как прежде, но интонации едва заметно изменились, стали обыденнее что ли.
Мы бежим вперед, он берет меня под руку, чтобы я не отставал. Как невероятно быстро сменяются события в его мире, не понятно простому человеку, но если однажды заглянешь за эту невидимую черту, как наркоман будешь жаждать большего…
* * *
Только у моего подъезда он сбавляет шаг, и очень резко останавливается.
- Иди, давай, промок ведь насквозь! – в его глазах вновь прыгают веселые искорки, еще более яркие в свете фонаря, под которым мы остановились.
- Спасибо, что проводил, хотя не стоило, я бы прекрасно добрался сам, - вновь смущаюсь, опускаю голову, надеясь хотя бы так скрыть заалевшие щеки.
- Ну раз так можешь считать, что я не провожал, а просто вышел прогуляться, - он так беспечно это говорит и пожимает плечами, что становиться обидно немного.
- Да… - мой голос говорит сам за себя, и я собираюсь уйти, даже не задумываясь, что возможно вижу его в последний раз, но меня останавливают, резко схватив за запястье.
- Подожди, - такие мягкие, обволакивающие нотки вновь.
Останавливаюсь, медленно поворачиваясь, чтобы встретить хитрый взгляд.
- Ты мне так и не ответил на вопрос, почему пришел сегодня?
Вспомнил, а я так надеялся, что не придется отвечать на это вопрос.
- Я хотел узнать, почему ты поцеловал меня тогда, - хочется провалиться сквозь землю от стыда.
Его брови ползут вверх и он так радостно и широко улыбается, что мое сердце само по себе делает вероятный кульбит, заставляя дрожать.
- Боюсь, мой ответ не очень тебя обрадует, - почему он смеется?
- Не важно, - я стараюсь сделать равнодушный вид, и внимательно вглядываюсь в смеющиеся глаза.
- Я хотел, чтобы ты замолчал, потому и поцеловал…
- Ох, - будто все оборвалось внутри. – Я подумал, что я тебе понравился и потому…
- Я, наверное, не правильный и чтобы поцеловать человека, мне не обязательно сходить по нему с ума, - почему так больно режут эти равнодушные слова? Может это вино сыграло злую шутку, так сильно обострив все чувства и эмоции?
- Но это не правильно! - что-то похожее на отчаяние вырывается из груди, вслед за брошенными в его лицо словами.
- Я сказал, что я не правильный… - он становится серьезным, и делает шаг назад. Будто боится меня. Боится? Меня? Смешно!
Меня накрывает волна ярости, злости на этого человека, который так легко играет чувствами других. Пусть он сказочник, пусть он волшебник, но это не дает ему права делать больно людям! Он ничего не чувствовал? Что ж я заставлю его почувствовать себя на моем месте! Я резко приближаюсь, успевая заметить в золотых глазах, смесь удивления и не понимая. И резко притянув за воротник, пытаюсь поцеловать. Его губы плотно сомкнуты, а плечи сотрясаются от смеха, от этого злюсь еще больше, предпринимая жалкие попытки.
- Если ты так хочешь, чтобы я тебя поцеловал, мог бы просто попросить, - какие злые, болезненные слова. Боже мой, мне впервые хотелось кого-то ударить.
- Не хочу, - зло смотрю в смеющиеся глаза, хотя понимаю, насколько жалко выгляжу теперь.
- Ангелам нехорошо врать! – он приподнимает одну бровь и грубо впивается в мои губы. От смеси чувств кружиться голова. Как невероятно – боль, желание, страсть, привкус крови – моей крови. Приходиться собрать всю свою волю, что оттолкнуть его, таким образом, сохранив хотя бы капельку гордости.
- Доволен? – он что издевается?
Снова убегаю. Кажется это становиться традицией.
Тетсу
А что он хотел? Чтобы я бросился к его ногам? Это право смешно. Меня душит злой смех, но сейчас это было бы еще более жестоко. Еле сдерживая себя смотрю в след удаляющейся фигурке, не чувствуя ничего кроме облегчения. Это моя жизнь и я намерен прожить ее только по своим правилам, не подчиняясь нравоучениям малознакомого типа. Хмель давно выветрился, хотя сомневаюсь, что малыш быль в здравом уме, когда предпринимал жалкие попытки. Сейчас нужно выбросить все из головы и заняться тем, что принесет настоящее удовольствие, заставит кровь забурлить в венах.
Улицы пусты, даже таксисты, похоже, решили остаться в эту дождливую ночь дома. Что ж, это мне на руку, осталось выбрать нужный объект.
Витрины супермаркетов ночью выглядят сверкающе-безжизненными. Даже освещая их всевозможной подсветкой, невозможно смотреть внутрь без тоски – эффект лживого присутствия. Нельзя, нельзя заниматься подобными вещами в таком состоянии, когда хочется уничтожить весь мир, точно наделаешь ошибок, но первый шаг сделан, назад дороги нет.
В кармане всегда лежит пара свернутых пополам листов, теперь промокших насквозь, и тонкий маркер, чтобы можно было рисовать в любой ситуации. Делаю несколько прямых линий, не без удовольствия наблюдая, как ровно трескается стекло. Что-то подобие двери, не забыть ручку, а вот петли никогда не умел рисовать, поэтому витрина просто трескается и падает, разлетаясь на сотни мелких осколков, а я еле успеваю отскочить в сторону. Вой сигнализации оглушает, нужно быстрее все сделать и исчезнуть. Внутри поднимается то невероятное чувство, ради которого я этим и занимаюсь, возможно, это и называют выбросом адреналина.
Еще несколько штрихов и большой яркий фонарь в моей руке освещает пустынное помещение. Я прекрасно знаю, что кассу, скорее всего, сняли еще вчера, но что-то же должно было остаться, то чего хватит, чтобы оплатить месяц в съемной квартире, больше я бы и не взял. Случайно задеваю один манекен, а вслед за ним рушатся все остальные, поднимая еще больше шума. Мне все равно, каждое промедление может привести к неприятным последствиям.
На листе быстро набрасываю изображение кассового аппарата, вычерчивая на его боку огромную дыру. Треск металла оповещает, что магия не подвела, и уже через мгновение, на столе возвышается гора разномастных купюр.
Вой сирены, застает неожиданно, обычно они не приезжали так быстро. Нет времени считать деньги, поэтому просто грубо рассовываю их по карманам, но убежать уже нет возможности. Несколько полицейских машин останавливают перед входом и люди с пистолетами выходят их них, крадутся к входу, вероятно думая, что тут банда вооруженных бандитов. Какая ирония! Мне становиться смешно, хочется игры, ведь ради нее, я и пришел сюда. Деньги и не плохие я получал продажу картин.
Еще несколько штрихов, и на месте витрины появляется огромный деревянный шкаф, очень похожий на раритет. Мебель стиля ампир была известна всем студентам, кто хотя бы немного изучал культурологию.
- Ну что скажите на такое? – я не могу сдержать смеха, настолько забавно выглядят лица стражей порядка. Один из них кричит что-то, но я не слышу, судорожно придумывая выход из ситуации. О, как же сейчас хочется материализовать сотни воздушных шариков и пустить вперед, пусть стреляют, а самому можно сбежать. Но это абсурд, так быстро я не нарисую достаточное количество.
Раздается звук выстрелов и соседняя витрина обрушивается, подобно первой. Неплохой ход, пора убегать! Но куда?
Фонарь в руке начинает мигать – иссякает его недолгая магическая жизнь. Плохо! Очень плохо! Быстро рисую новый, отшвыривая уже полупрозрачное чудо в сторону, и в этот момент боль пронзает тело, а ведь я даже не услышал выстрелов. Головокружение и тошнота – непривычное чувство.
- Значит так… - я уже не верю в свою победу, проводя длинную линию поперек листа, в тот момент, когда как минимум полицейских вбегают в темное помещение. Я сам не знал, что из этого выйдет. Хотелось тонкую леску, но канат тоже не плохо, его так же не видно во тьме. Один за другим падают стражи правопорядка, выплевывая в мою сторону очень неприятные выражения. Но мне все равно – смешно и больно. Пятно света от моего фонаря выхватывает темный проход между рядами вешалок. Путь только один, но бежать очень трудно. Кажется, грудь онемела, и все труднее и труднее становиться дышать. Шаги преследователей все ближе, когда передо мной возникает стена. Тупик?
Для них да, для меня – спасение!
Последний чистый листок остался, но больше мне не нужно. Четыре прямые линии, ручка, петли – всем своим существом молю дверь открыться. Щелчок, и холодный влажный воздух ударяет в лицо. Все, почти все! Разрываю лист пополам, и дверь исчезает вместе со мной перед самым носом стражей порядка.
Это было самое позорное ограбление в моей преступной жизни. Хотел адреналина, а получил пулю в грудь, или куда там? Куда теперь? Что делать?
Я не помню, как добрался до дома и как не умер по дороге. Оставляя кровавые следы за собой, на чисто вымытом полу, падаю на тахту, дрожащими руками доставая из кармана мобильный телефон.
- Рик?
- Что случилось, Тетсу? – он кричит в трубку, неужели мой голос так плохо звучит?
- Я немного заболел, - я стараюсь отвечать с иронией, но вместо этого все это звучит ужасно жалко.
- Черт, я сейчас буду!
Теперь можно закрыть и позволить настойчивой тьме поглотить в свои объятия.
Рик
Если бы он умер, я бы умер вслед за ним, ни раздумывая, ни секунды. Что же с тобой случилось? Ломая руки, жду врача, которого слишком долго нет. В эти минуты, кажется, я простил ему все обиды и всю боль, только бы все было хорошо.
- Прошу, не составляй меня…
Больницы, со своими скупыми интерьерами и серыми стенными, будто бы созданы для молитв. Сколько человек, складывали луки, обращаясь к Всевышнему именно здесь, и я могу поспорить, что больше половины их них не были ни разу в настоящей церкви. И я ничем не лучше них.
- Прошу, прошу, пусть все обойдется, Господи!
Мужчина с густыми бровями, между которыми залегли глубокие морщины, в белом халате, я сразу же вскакиваю к нему на встречу, судорожно хватаясь за ручку кресла, потому что ноги подводят меня.
- Не дрейфь, все нормально, пуля попала в плечо и прошла на вылет, будем вызывать полицию? - его мягкий и спокойный голос успокаивает.
- Можно я с ним поговорю? – не дожидаясь ответа, почти влетаю в палату, чувствуя болезненный укол в сердце, от такого бледного лица, хотя золотистые глаза смотрят мягко и весело.
- Как же тебя угораздило?
Боже, как хочется обнять это сумасшедшее существо и никогда уже не отпускать, сказать уму о том, что я почувствовал, увидев кровавые следы в коридоре, ведущие в квартиру, с распахнутой настежь дверью. Сказать, как больно билось сердце в груди, когда я пытался нащупать пульс, как в первые секунды я забыл номер скорой помощи. Но все это не доступно мне сейчас, остается просто взять прохладную ладонь в свои руки, и выжидательно смотреть в хитрые глаза, надеясь услышать что-то не слишком ужасное.
- Не повезло немного, - беспечно отвечает он, хрипло вздыхая. – Наткнулся в переулке на толпу недружелюбно настроенных подростков, у одно из которых был папочкин пистолет, не понравилось им, что я денег отказался давать, вот и пошалили.
- Нужно вызвать полицию, - мне так отчаянно хочется найти этих уродов и вытряхнуть из них весь дух.
- И где они будут их искать? – ирония в его голосе звучит как-то обреченно.
- Не знаю, в конце концов, это их работа, пусть занимаются! – я не замечаю, как начинаю жестикулировать, случайно опрокидывая кувшин с водой.
- Успокойся, - шершавые пальцы скользят по моей щеке, и я застываю, даже перстаю дышать, стараясь запомнить это мгновение.
- Рик?
- Да… - голос не слушается. Изнутри вырывается хриплый вздох, вместо твердого заявления.
- Не нужно полиции, прошу тебя, - его взгляд внимательный, изучающий. Почему, черт возьми, он не опускает руку, ведь я не в силах, просто не в силах, отстраниться.
-Но ведь они могут… - прикрываю глаза, еще не понимая, что сейчас выдаю себя с потрохами. – Могут напасть на кого-то еще…
Я боюсь открывать глаза, боюсь увидеть его реакцию, прочитать догадки в золотых глазах. Я боюсь, но уже знаю, что все неизбежно, все разрушено. Его пальцы скользят по щеке, пробираются под воротник рубашки, а я расслабляюсь, понимая, что возможно больше никогда не получу подобных ласк.
- Их все равно не найдут, да и пистоле они вернут папочке и пострадает невинный человек, - голос бархатный обволакивает и там где были его пальцы, остались горящие дорожки – как во сне.
- Но…
- Не нужно, Рик, - ну почему, почему именно сейчас это произошло? Ведь у меня нет сил отказать, и он, мое сумасшествие, знает это. Теперь знает слишком многое…
Все заканчивается тем, что я объясняю всю ситуацию врачу. Что-что, а убеждать я всегда умел, и он не вызывает стражей правопорядка, списав все на неосторожное владение оружием. Я возвращаюсь в палату, и понимаю, как трудно теперь разговаривать как прежде, как трудно не отводить взгляд. Но он, мой благородный друг, подыгрывает мне, показывая всем своим видом, что ничего не произошло, что не он дарил скупые ласки, и вовсе не я открывал свою душу нараспашку, принимая их как самую большую драгоценность.
Аки
Наверное, мне стоило возненавидеть его теперь и выбросить из своего сердца, но злость быстро прошла, сменяясь щемящей тоской и чувством обреченности. Следующие несколько дней я безрезультатно пытался не вспоминать, забыть, но ничего не получалось. Ноги сами приводили меня к его бывшему дому. И только стоя перед подъездом, я понимал, что я сделал. Ну почему этот человек так сильно запал в душу? Почему мои мысли вновь и вновь возвращаются к нему, пытаясь проанализировать ситуацию и хоть как-то повернуть в свою пользу? Ответов на эти вопросы у меня к сожалению не было.
Сузуми безрезультатно пытался выведать у меня, помирился ли я со своей подружкой, но, видя мое подавленное состояние, быстро сделал выводы и перестал приставать со своими советами. Это было очень вовремя, ведь я сам в первую очередь должен был решить для себя, что я хочу от сложившейся ситуации, и что-то предпринять.
К концу недели я не мог найти себе место от жгучего желания его видеть и поговорить, спросить его, почему он так поступил. Хотя нет, я просто очень сильно хотел его увидеть. Весь стыд и стеснение уже отошли куда-то в глубину сознания, подавляемые совсем другими желаниями.
Но как найти его теперь? Ответ на этот вопрос маячил у меня перед глазами довольно часто. Всегда окруженный толпой, улыбающийся каждому, Рик. Его я видел очень часто, но не мог подойти и спросить. В какой-то момент я почти решился, но он, не заметив меня, быстро пошел в противоположную сторону, а я не побежал догонять, чувствуя себя ничтожеством.
В последние дни постоянно шли дожди, от чего становилось еще тоскливее. В другое время я бы наслаждался прохладой, наблюдая из окна за слезами природы, но теперь эта чистота и спокойствие доставляли щемящее беспокойство. Может быть, все, что я чувствовал теперь и называется неразделенной любовью, о которой так часто пишут в литературе? Но ведь это не правильно! Эти доводы не помогали, и то, что казалось абсурдом с самого начало, очень быстро заполнило каждую клеточку тела чем-то липким и жгучим.
Ну почему это произошло именно со мной? С этими мыслями, я вновь подошел к бывшему мету обитания жестокого художника, привычно уже поднимая взгляд на темные окна без занавесок. Ничего не изменилось, квартира оставалась пуста, и не единой мысли, где же его искать у меня не было. Оставалось только одно – пытаться перебороть себя и подойти к Рику.
Холодные капли стекают по лицу. Нужно идти домой, а то мама начнет волноваться, но я продолжаю стоять и щурясь скользить взглядом от одного темного прямоугольника к другому.
- И что ты тут делаешь?
От неожиданности я вздрагиваю и отшатываюсь назад, налетая на грудь человека, который так любезно закрыл и меня от дождя своим зонтом.
- П-привет, - ну вот теперь и перебарывать себя не нужно, он сам пришел.
Рик выглядит напряженным, хотя на лице его сияет привычная улыбка, но почему-то она не кажется мне такой уж добродушной как прежде.
- Привет, что ты тут делаешь? – он говорит твердо и с нажимом, и добродушие постепенно исчезает с лица, сменяясь напряженным выжиданием.
- Я, я … - запинаюсь, опуская взгляд, чувствуя, как краска приливает к щекам.
Что же сказать? Правду, а что же еще.
- Я очень хочу поговорить с ним, - слова дались слишком трудно, но я все же смотрю в глаза Рика, плотно сжимая кулаки. Этот жест помогает мне чувствовать себя более уверенным.
- А почему ты пришел сюда? – его слова звучат очень холодно, заставляя поежиться.
- Потому, что я не знаю, где он теперь живет… - как хочется просить этого казавшегося таким добродушным человека, не смотреть так холодно, будто он хочет меня уничтожить.
- Ясно, - тихо вздыхает парень, направляясь в сторону подъезда. – Нечего стоять под дождем, пойдем, поговорим там.
Послушно иду рядом, с бешено бьющимся сердцем, пуская робкие взгляды в сторону Рика, который будто игнорирует мое присутствие.
Квартира пуста, кроме одной коробки со старыми засохшими кистями и скрученными тюбиками с масляными красками. Вероятно, именно она и привела Рика сюда сегодня, а мне просто несказанно повезло, что мы встретились вот так.
Но он не спешит забирать вещи, проходя к окну и садясь на подоконник. В это момент его взгляд совсем другой, не такой, каким я привык видеть его в университете, в нем присутствует что-то похожее на ненависть, и от этого мне становится не по себе.
- Значит, он не дал тебе свой новый адрес… - это не вопрос, а утверждение.
- Да, - не пытаюсь спорить, лихорадочно пытаясь придумать повод узнать новое место обитания художника.
- Но если не дал, значит, не хотел тебя видеть… - он говорит даже равнодушно, но слова режут больнее острого кинжала.
- Значит не хотел… - почти беззвучно повторяю, прислоняясь к стене.
- Так что ты хочешь от меня? – взгляд сверлит насквозь, а я не понимаю в чем причина такой враждебности.
- Ты можешь мне сказать, где теперь живет Тетсу, мне очень нужно поговорить с ним! – мой голос дрожит, но все же получается, сказать твердо и без умоляющих ноток.
- О чем?
Этот вопрос ставит меня в тупик. Какая-то ниточка обрывается внутри и вмете с ней такое хрупкое равновесие. Я понимаю, что все бесполезно и этот человек не скажет мне ничего, по каким-то своим причинам, даже если я встану перед ним на колени.
Медленно сползаю по стене, закрывая лицо руками. Мне уже нечего терять, потому я просто рассказываю, что творилось в моей душе все это время, как ужасно тянуло к этому человеку, который оскорбил меня, унизил даже. Рассказываю. Что, не смотря на все это, что все простил и хочу хотя бы еще раз увидеть его и просто поговорить, мне больше не нужно.
Когда я поднимаю взгляд, карие и такие холодные до этого глаза, смотрят мягко, а на губах Рика светится какая-то обреченная улыбка. Мне становится не по себе от чувства тоски, окружающей этого человека, настолько, что она заполняет все пространство вокруг, проникает в легкие.
Он медленно переводит взгляд на вечернее небо, и я понимаю. Что что-то изменилось. Будто мы нашли тонкую ниточку, связывающую наши души.
- Я дам тебе адрес, - вздыхает Рик, доставая блокнот и ручку, - Но я хочу, чтобы ты знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и лучше бы тебе прямо сейчас забыть о нем и найти кого-то другого для своей любви.
При слове «любовь» я, вновь вздрагивая, поражаюсь, как просто он сказал то, чему я сам боялся признаться.
- Почему? – я так отчаянно хочу узнать ответ на этот вопрос, а Рик хмыкает, и очень спокойно отвечает, будто это в порядке вещей.
- Потому что, он никогда не полюбит тебя, а если и увлечется, то очень быстро выбросит из своей жизни, уж поверь мне, я знаю это чудовище уже целых десять лет. И теперь говорю тебе это только потому, что ты мне симпатичен, и мне бы не хотелось чтобы ты плакал.
От услышанного кружится голова, и я не хочу верить! Не хочу! А Рик, он не лжет сейчас, наоборот он искренне хочет помочь.
- Вот возьми адрес, и только ты можешь решить что делать, хотя лучше для тебя было бы сжечь его прямо сейчас, – в его глазах больше нет враждебности, и это очень радует. Аккуратно сворачиваю лист бумаги и убираю во внутренний карман куртки, улыбаясь в ответ.
- Спасибо…
- Не говори это, - его смех нервный, а лицо слишком бледное, – и подумай. Прежде чем делать, а теперь пошли, мне еще нужно успеть на другой конец города, пока ходит общественный транспорт.
Мы выходим из подъезда вместе и, не прощаясь, расходимся в разные стороны. Рик, прижимая к груди коробку, удаляется очень быстро, так и не раскрыв зонт, хотя дождь не прекратился, а только усилился. Он был задумчив и малоразговорчив все время пока мы спускались в лифте, и, кажется, просто забыл попрощаться. А я не стал навязываться, отправляясь в противоположную сторону – домой. Нужно привести мысли в порядок, прежде чем лезть в пекло.
Тетсу
Это состояние можно было назвать похожим на ломку. Хотя наркотиков я никогда не принимал. Рана причиняла слишком много неудобств, не позволяя шевелить правой рукой, когда так сильно хотелось писать. Я попытался работать левой рукой, но карандаш не слушался. Линии получались не четкие и дрожащие. В эти дни я думал что сойду с ума, от свой беспомощности. Для меня рисование давно стало смыслом жизни, возможно единственным, а приходящие и уходящие музы были просто инструментом для творчества не больше. Хотя каждый раз, обуреваемый почти животной страстью, думал, что это на всю жизнь и, это пьянящее чувство никогда не закончиться. Заканчивалось и очень быстро.
Иногда я ловил себя на мысли, что страдания после разрыва еще больше способствуют творческому подъему, и именно в эти минуты рождается что-то действительно заслуживающее внимания. Когда все было разложено по полочкам, я даже пытался искусственно разрывать отношения с людьми, которых я любил в тот или иной момент. И тогда, бах, и от желания творить кружилась голова – поистине мазохистские замашки.
А теперь я не мог даже линию прямую прочертить – ничтожество.
Рик все это время находился рядом. И в больнице и после, дома, он пытался развлекать меня, всегда приносил что-нибудь вкусненькое. Я был безумно благодарен ему за это, понимая, что я выступаю теперь в роли паразита. Высасываю все из него и ничего не даю взамен. Но даже если я бы и попытался что-то дать, он никогда бы не принял. Однако после случая в больнице, я стал ловить себя на том, что чувствую какую-то непонятную нежность, наблюдая за своим лучшим другом. Она теплится где-то глубоко в груди и пока не дает о себе слишком сильно знать, и хорошо. Не хватало сейчас еще…
Стук в дверь прерывает мои мысли. Я даже обрадовался, что кто-то пришел, ибо, если бы я продолжил копаться в себе и дальше, неизвестно к чему бы это все привело.
Несколько минут я стою, удивленно смотря на гостя, и никак не могу понять, что он тут делает.
- Хм, привет, - улыбаюсь. Бедняжка Аки покраснел, но смотрит на меня смело, и даже улыбается в ответ.
- Привет, можно войти?
Я не ожидал подобной прыти от такого скромного мальчика.
- Конечно, проходи, - пожимаю плечами, давая пройти.
Он медлит несколько секунд, и глубоко вздохнув, проходит в комнату. Этот жест кажется мне таким забавным, поэтому я не могу сдержать улыбки.
- Не ожидал тебя увидеть, Рик адрес дал?
Он еще больше краснеет, нерешительно присаживаясь на край знакомой тахты. Вероятно, его смелость закончилась на просьбе впустить его.
- Да, он, - кивает головой и сжимает кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Нет, я не разглядываю его, просто я привык внимательно наблюдать за людьми.
- Ну, Рик! Ну, я ему устрою сладкую жизнь!
Он вскидывает на меня испуганный взгляд, а мне становиться смешно.
- Да не переживай ты так, это я так неумело шучу. Мне и предложить тебе не чего, видишь ли, я несколько приболел, и в магазин ходит временно Рик, а сегодня его еще не было, так что и я сижу голодный.
- Давай я сбегаю в магазин! – он так резко изменился в лице, что я даже немного удивился. Глазки загорелись, а руки пришли в движение, то, поправляя карман, то, застегивая и расстегивая пуговицы на воротнике. Да, такому открытому дружелюбию даже как-то некомфортно отказывать.
- Ну хорошо, если тебе не в тягость…
- Конечно не в тягость! А что покупать?
Пока я искал деньги и перечислял список продуктов, Аки стоял и улыбался. И от этой улыбки становилось тепло на сердце. Все же хоть для творчества мне и нужны чужие страдания, мне очень приятно наблюдать чужую радость, ведь это тоже очень красиво.
* * *
Мы вместе приготовили обед, и это было чертовски весело. Начиная с того, что Аки вообще не умел готовить, хотя пытался убедить меня в обратном. Это у него получалось очень забавно, особенно когда он попытался опустить спагетти в холодную воду. Я чудом успел выхватить продукт из рук упрямого помощника, объясняя, что лучше, если вода сначала закипит. Он смущался каждый раз, когда я делал замечания, но не слова не сказал против. Я же в свою очередь старался быть помягче, хотя порой не обходилось без колкостей в его адрес. И если бы Рик, на это ответил, еще сильнее меня поддев, то Аки, молча все проглатывал, краснея еще больше.
К концу приготовлений, я стал чувствовать себя подобием злодея, хотя, по сути, никогда не был хорошим.
Рик почему-то задерживался, и ближе к вечеру я стал понимать, что он не придет. Мне чуть ли не впервые в жизни стало обидно, что он не позвонил и не предупредил меня, хотя прежде такого со мной никогда не случалось. Мы накрыли стол на две персоны, хотя так и напрашивалась третья тарелка. Ели молча. Я, наверное, исчерпал свой словарный запас на сегодня, а мой гость никогда и не отличался особой разговорчивостью. В конце концов, когда тарелки опустели, я решил начать разговор, вертевшийся на языке столько времени. Тем более, что на сытый желудок все трудные разговоры идут гораздо легче.
- Думаю, я могу задать вопрос?
Он в миг становится серьезным, и выжидательно смотрит мне в глаза:
- Да, конечно…
Усмехаюсь.
- Ну, может, расскажешь, почему пришел?
Аки некоторое время молчал, уставившись в тарелку, проводя вилкой по гладкой поверхности, заставляя стекло стонать. Я ожидал, какого угодно ответа, но не того, что ответил мне паренек, подняв серьезные синие глаза, в которых не было ни капли страха:
- Я хочу, чтобы ты был моим…
Аки
В тот момент я решил идти ва-банк – или все, или ничего. Это настолько твердо отложилось у меня в голове, что, говоря ту самую, очень долго вертевшуюся на языке фразу, я не задумался ни на минуту, правильно ли поступаю.
Его лицо на мгновение стало удивленным, даже ошарашенным, но следующую секунду смягчилось, а в глазах промелькнуло любопытство.
- Тебе не кажется, что человек существо свободное и не может принадлежать как вещь?
Нет, в его голосе нет ни капли злости или раздражения, скорее задумчивость и чуточка смеха.
Мне стоит огромных усилий не опускать взгляд, хотя лицо горит от стыда. Назад дороги нет, а как поступить иначе я не знаю. Ведь я действительно так отчаянно желаю быть с ним, не смотря на предупреждение Рика.
Легко киваю головой:
- Я согласен, что свободное, но…
Что «но»? Если бы знать ответ на этот вопрос. А он ждет, слегка наклонив голову, а на губах застыла легкая усмешка. Только не смейся надо мной! Прошу!
- Но, вместе будет лучше, чем одному…
О, какое глупое оправдание. Я сам понимаю это, но не могу придумать что-то более веское.
- А почему ты думаешь, что мне плохо одному? – он говорит совершенно серьезно, и я с ужасом понимаю, что почти проиграл, что победа с самого начала принадлежала ему. И лишь упрямство заставляет меня продолжать этот разговор:
- Я так не думаю, но мне плохо одному…
Нет сил смотреть в эти смеющиеся глаза. Отвожу взгляд, краснея еще больше. Хотя куда уже больше? Сейчас он имеет полное право выгнать меня и потребовать больше никогда не возвращаться, и будет прав.
Молчание затягивается. Не выдерживая этого, снова смотрю в лицо художника. Кажется, он обдумывает что-то очень серьезное, и будто забыл про меня.
Когда он начинает говорить, я вздрагиваю, настолько непривычным кажется это нарушение почти звенящей тишины.
- Не думаю, что я самый лучший вариант, чтобы скрасить твое одиночество, Аки, - пытливый взгляд золотых глаз проникает прямо в душу. – Но почему бы и нет…
Что? Что? Что?! Хочется закричать. Просить его еще раз повторить сказанные последними слова, проверив, не ослышался ли я. Но вместо этого на лице появляется совершенно дурацкая улыбка.
- Спасибо…
А что еще я могу на это ответить?
С того момента моя жизнь изменилась, но не знаю в какую сторону. Да, он согласился быть со мной, но дальше слов это не пошло. Конечно, я начал приходить к нему каждый день. Приготовления совместного ужина стало традицией. Немного позже я узнал, что мешало рисовать Тетсу, и был ужасно испуган, услышав историю про вооруженную шпану. Он же только посмеялся над моей впечатлительностью и попросил забыть, и я послушался.
Мне казалось, что он очень тоскует по полноценному рисованию и очень ждет, когда рана заживет, и снимут все повязки. Я бы хотел сопровождать его в больницу, но из-за учебы всегда пропускал это, хотя он и сам неплохо справлялся. В конце концов, когда я в очередной раз переживал об этом, он четко дал мне понять, что сам в состоянии справиться с проблемами. Больше об этом разговор не заходил.
Мы были вместе каждый вечер, у нас оказалось довольно много тем для разговоров, но дальше дело не шло. Очень часто я вспоминал тот поцелуй под дождем, от которого перехватило дыхание, и закружилась голова, и так сильно я жаждал повторить это невероятное чувство.
Тетсу был холоден. Хотя понятие холодности не очень вписывало с наши отношения. Мы были скорее просто друзья, но ведь я, говоря о том, что хочу, чтобы он был моим, имел ввиду совсем другое. Неужели и в этом деле мне придется брать инициативу в свои руки? От одной только мысли краска заливала щеки, а сердце билось слишком сильно. Нужно было подождать, и я ждал…
- Что ты рисуешь? – по привычке склоняюсь над раскрытым альбомом, где легкими штришками вырисовываются башни средневекового замка.
- Дышащий город, - он поворачивается ко мне и довольно улыбается, заметив мое смущение и любопытство.
- Тот самый дышащий город? – зачем-то переспрашиваю я, садясь на быльце кресла, и не отводя взгляда от наброска.
- Да, тот самый, про который я рассказывал тебе во время дождя, - он вздыхает и смотрит куда-то в пустоту, а мне лишь остается догадываться, какие образы витают в его голове.
- Рука не болит? – меня действительно волнует этот вопрос, хотя сейчас он кажется ужасно неуместным.
- Немного, - его улыбка сейчас слегка виноватая, и похожая на детскую, и от нее так больно сживается сердце в груди.
Сейчас или никогда… Склоняюсь и легко, целую слегка приоткрытые губы. Он удивленно проводит пальцами по губам и приподнимает одну бровь, и в этот момент в глазах прыгают озорные чертики.
- Это можно рассчитывать, как утешительный приз? – весело говорит он, облокачиваясь на спинку кресла и смотря на меня из-под опущенных ресниц.
- Нет, просто я подумал, что если уж мы вместе… - снова глупо оправдываюсь, пряча взгляд.
- Ты слишком много думаешь…
Все происходит так быстро. Особенно не церемонясь, он хватает меня за запястье и с силой притягивает к себе. В кольце его рук тесно и жарко, а губы сначала легко касаются виска, продолжая свой путь по щеке, наконец, накрывают мои губы. Задыхаясь от переполняющих меня чувств, отвечаю на поцелуй, прижимаясь еще ближе. Это поцелуй так похож на тот, под дождем, но в это раз он не смеется надо мной, нет, он пытается подарить мне то, что я так отчаянно желал, находясь рядом эти бесконечные дни. Краска приливает к щекам, мне стыдно и сладко одновременно. Снова до боли, до крови. Ну и пусть.
Поцелуй прекращается так же быстро, как и начался. Я ничего не вижу из-за пелены перед глазами и жадно хватаю ртом воздух, дрожа всем телом. Он прижимает меня к себе, шершавые пальцы гладят щеки и шею, успокаивая.
- Тише, тише, не нужно так волноваться, это же просто поцелуй… - сейчас я не слышу ноток сарказма в его голосе, погруженный в теплую негу. Так приятно сидеть у него на коленях, чувствуя тепло его тела, ловить мимолетное движение и ласку, подаренную только мне. Может быть, для него это просто поцелуй, но для меня это то, о чем я так долго мечтал
Тетсу
- Знаешь, я подумал и понял, что совсем ничего о тебе не знаю…
Голос Аки звучит будто издалека, прорываясь сквозь пелену ярких образов. Отрываю взгляд от палитры и медленно поворачиваюсь к мальчику, сидящему в кресле напротив.
Сегодня произошло знаменательное событие – мне, наконец, сняли эти причиняющие неудобство повязки, и я мог взяться за кисть. В первые минуты я ощутил просто невероятный голод, выдавливая слишком много красок на палитру, и накладывая объемные не промешанные мазки, настолько сильно хотел цвета и жизни на холсте. Я сам еще не знал, что буду рисовать, но желание было настолько велико, что обдумывать такие мелочи казалось поистине безумством. В тот момент даже Аки перестал пытаться завести беседу, вероятно увидев, как загорелись глаза незадачливого художника. Но жажда быстро иссякла, сменяясь привычным водоворотом, который кружил, медленно вознося все выше и выше. Но в этом не было бешеной скачки, как в занятии любовью, наоборот спокойствие и умиротворение, но дарящее возрастающее с каждым мгновением наслаждение.
Постепенно на небольшом холсте начал обозначаться мир, о котором я так долго думал, на протяжении всей болезни. «Дышащий город», какое глупое название, но другое в голову просто не приходило, настолько точно подобрал слова этот мальчишка.
Пусть я и не любил лишних людей рядом с собой, но этот паренек настойчиво и ненавязчиво занял свое место в моей жизни. Я не могу сказать, что сильно тосковал бы, если бы он исчез в один прекрасный момент, но и его присутствие не раздражало, даже забавляло.
Почему я согласился на его безумное заявление, я не знаю. Какая-то душащая тоска накрыла меня в тот момент, и, смотря в печальные синие глаза, я не мог ответить иначе. Конечно, много позже я тысячу раз жалел об этом, особенно когда он начинал чрезмерно заботиться и даже порывался ходить со мной на перевязки. Это настойчивое внимание раздражало, но этот минус можно было списать на то, что благодаря ему я никогда не оставался голоден и когда нужно было спросить совета по поводу формы того или иного предмета на набросках, он с готовностью отвечал на мои вопросы.
Но сколько бы я не старался почувствовать к этому мальчику то, что окружало меня своей горячей волной прежде с другими, у меня ничего не выходило. Да что уж тут скрывать, он милый, забавный даже, за ним интересно наблюдать, но любовь… Хотя поживем-увидим.
- Прости, что ты сказал? – я действительно плохо уловил суть вопроса.
Аки вновь краснеет, хотя нужно бы уже привыкнуть, тем более, что наши отношения перешли на другую стадию, после его робкой попытки поцеловать меня.
- Я сказал, что почти ничего не знаю о тебе, вот… - опускает взгляд, наверное, стесняется глупый, что лезет не в свое дело.
- Ну и что? – дразню его я, притом совсем не стыдясь этого.
- Ну, я хотел бы, чтобы ты хотя бы немного рассказал о себе, - закусывает губу. Люблю, когда он так делает, это выглядит очень мило и даже невинно. Ну, если я хоть что-то в нем люблю, значит не все потеряно.
- Ну, так просто я и не вспомню, - снова перевожу взгляд на палитру, с усердием смешивая краски, хотя не особенно задумываюсь, зачем это делаю. – А для какой цели тебе это нужно?
Он затихает и долго не отвечает, а я тем временем вновь погружаюсь в живопись. Забывая о присутствии в моем мире кого-то постороннего.
Робкий голос снова звучит будто издалека:
- Я просто хочу быть ближе к тебе, понимать тебя…
Кисточка выпадает из рук. Нет, я не удивлен, просто неосторожность, а он выглядит испуганным, будто боится, что обидел меня.
- И насколько ты хочешь быть ближе ко мне? – сверлю его внимательным взглядом, хотя в любой момент готов рассмеяться от перемен, происходящих на лице паренька. Сначала он бледнеет, широко открытыми глазами смотря мне прямо в глаза, а затем его щеки заливаются румянцем. Резко опускает взгляд, на плотно сложенные в замок руки. И я, кажется, понимаю ход его мыслей. Мне становится не по себе, от реакции собственного организма на все это. Хочется схватить этого негодника и показать ему, что значит быть максимально близко.
- Ну же? – приближаюсь ближе, будто готовясь к прыжку.
Внезапно он поднимает на меня уверенный взгляд, и все еще кусая губу, медленно и четко произносит:
- До конца…
Боже мой, какой глупый и рискованный малыш. Так и хочется рассмеяться ему в лицо, но вместо этого я хватаю его и, перекинув через плечо, несу в другую комнату. К тому времени, когда он оказался прижатым моим телом к узкой и ужасно неудобной тахте, вся уверенность иссякает в синих глазах, но он не пытается вырваться, вероятно, понимая, насколько глупо будет это выглядеть.
- До конца, значит? – слова вырываются из груди с придыханием, хотя так хотелось хоть чуточку иронии.
- Да… - шепчут пересохшие то ли от страха, то ли от волнения губы. Он зажмуривается, мертвой хваткой схватившись за обивку несчастного дивана.
Нет, это уже никуда не годиться. Он ведет себя так, будто я собираюсь его изнасиловать, а этого я никогда себе не позволял. Нужно проучить мальчишку, чтобы отвечал за свои слова, но я ведь не животное.
- Если сейчас же не расслабишься, придется остановиться, - я думал, он обрадуется и попросит прекратить, но огромные глазищи смотрят испуганно и с такой невероятной нежностью, что горячая волна возбуждения накрывает меня с головой. И когда, прежде напряженное тело, обмякает в моих руках, я понимаю, что это было последняя капля и назад дороги нет.
Пусть я не люблю его, но целовать слегка припухшие губы так невероятно приятно. Пусть я не люблю его, но мое тело с такой легкостью откликается на каждое робкое прикосновение. Пусть я не люблю его, но сейчас здесь и сейчас, я могу сказать, что мне слишком хорошо с этим мальчиком. Непозволительно хорошо…
Когда мои губы прикасаются к самым чувствительным местам, он издает тихий вздох, медленно переходящий в стон, и я не могу не ответить ему глубоким настойчивым поцелуем, когда новая горячая волна накатывает с головой. Изгибы его тела такие плавные, а кожа прохладная и гладкая. Так приятно проводить по ней языком, выписывая видимые только нам двоим узоры. Он вновь закрывает глаза и так безумно мило приподнимает брови, хотя я хотел бы видеть бушующее море страсти в потемневших глазах. Целую горящее, будто в лихорадке лицо, мягко проводя кончиками пальцев по груди. Он вздрагивает и подается навстречу, наконец, обхватывая шею руками. Его тонкие пальчики зарываются в волосы и нетерпеливо стягивают резинку. Хочется смеяться, но в данной ситуации, это просто непозволительно.
- Скажи мне… - шепчу прямо в приоткрытые губы, нетерпеливо разводя ноги коленом.
- Люблю… - это простое слово, проходит как электрошок через все тело, кружит голову, заполняет мысли вязким туманом. Я уже ничего не слышу, позволяя увлечь себя в бушующий водоворот страсти, и бесцеремонно увлекая Аки за собой. Ни испуг, ни слезы на глазах любовника, ни его жалкие попытки оттолкнуть меня уже не могут остановить этот полет в зияющую красными языками пламени пропасть.
@темы: Шиза, Мальчики, Ориджинал, Творчество
-
-
07.06.2009 в 22:31-
-
07.06.2009 в 23:09а запись могит вернетсо, такое бывает.
-
-
08.06.2009 в 06:23Пося-сан няшк *рыдаит в плечо* уже утро а она не вернулась...пропала и чувствуется на совсем Т___т