Я злой и страшный серый волк...
Название: Летние грозы
Авторы: Moredelven, Люпи
Жанр: Angst, Romance, Adult, Slash, Action, BDSM, POV Саша
Рейтинг: NC-17
Размер: как получится
Статус: в процессе
Предупреждения: СЛЭШ, жестокость, насилие, нецензурная лексика
Пейринг: Саша, Онегин, Кирилл
Размещение: (с)
От авторов: Не смотрите жестокие фильмы, дети! А вообще, по мотивам ролевой ^_^
НАЧАЛО
Де-жа-вю
Де-жа-вю
Дрема накрыла меня так же внезапно, как возникает шторм в сердце океана. Мне казалось, что Морфей вот-вот наденет на меня целительные оковы сна, застегивая на моей шее своей легкой рукой невесомые украшения. Я даже успел подумать, то оно идеально подойдет для новой постановки, когда вдруг подарок потяжелел раз в пять, неприятно лязгнул и сжал мое горло металлическим холодом.
- На пол, блядь! Ты не заслужила место на кровати, - резкий крик Кирилла сжал меня в комок.
Нет ничего хуже рухнувших надежд – надежд на избавление от маньяка и спасения из плена. Убийца резко дернул цепь. Дыхание перехватило, и я, схватившись за ошейник, упал на пол. Мне пришлось перебирать ногами, чтобы не задохнуться от очередного рывка. Даже с собаками так не обращаются, по крайней мере нормальные люди. Но Кирилл – психопат, который слишком близко пристегнул меня к батарее.
«Поговорка не верна. Уж лучше быть трупом», - я кое-как сел на корточки, все больше прижимаясь спиной к горячему металлу, лишь бы быть дальше от этого ужасного человека.
- Ну что, блядь, в тебе такого хорошенького? – Кирилл сел прямо напротив меня. От него несло перегаром, потом и злобой. Он пил какую-то дрянь под стать себе. И мне совершенно не хотелось встретиться с ним взглядом. Я охватил колени руками и спрятал лицо.
- В глаза смотри, сука! – звук разбитого стекла. Кирилл резко поднял мне голову и я поневоле встретился с взглядом мужчины – ни намека на жалость, только жестокость и хмель. И еще что-то пугающее своей пытливостью и цинизмом.
Его липкие грязные пальцы прикоснулись к щекам и больно сдавили губы. Было не по себе, когда он говорил, но еще ужасней было его молчание.
- Тебе это не нужно, - он поднес разбитую бутылку к моему горлу и начал рвать ткань на груди. В эти мгновения во мне столкнулись два противоположных желания: наконец уйти из жестокого мира и еще хоть немного пожить.
- Ноги, - рявкнул Кирилл, и я быстро их опустил. Еще одна хлипкая защита сломана. Он на меня смотрел пытливым затуманенным взглядом ненавидящего человека.
«Что ему нужно?» - было больно и страшно.
- Ну и что здесь такого красивого? – палач осколком стекла водил по груди, рассматривая мое обнаженное тело. Я сжался от страха, и чутье меня не подвело – новая боль вспыхнула между ключиц и медленно с кровью покатилась вниз к животу, оставляя за собой борозду очередного пореза. Только дикий ужас перед психом продолжал держать меня в оцепенении не давая защищаться.
- Кирилл, прекрати, - будто издалека в мое сознание пробрался знакомый равнодушный голос, но в спасение я уже не верил.
- Что в нем такого особенного, Николай? – палач не отрывал от меня пытливого взгляда.
«Николай? А причем тут «Онегин»?» - совершенно неожиданная мысль.
- Пошли, - Онегин подошел и хотел поднять психа, но тот только отмахнулся, - Пошли. А то опоздаем, - уже более настойчиво повторил мужчина и потянул его за локоть.
Тот факт, что Кирилл послушался и поднялся позволил страху, владевшего не только моим телом, но и душой, немного ослабить хватку.
Они ушли. А я вновь превратился в наказанного щенка, посаженного на короткий поводок за несовершенный проступок.
***
Де-жа-вю…
Им удалось меня сломать. Может, они этого и добивались? Онегин, он же Николай, спас мне жизнь в очередной раз, но я совсем не был этому рад. Лучше бы Кирилл проткнул меня стекляшкой или достал свой любимый пистолет - все было бы проще. Сейчас все тело сковала слабость. Не было сил просто открыть глаза или вдохнуть больше воздуха. Казалось теплый сухой воздух забивает легкие. Я кашлял почти постоянно, надеясь, что все же задохнусь, но судьба в очередной раз не была ко мне благосклонна.
Пес из прошлых снов вернулся. Он барахтался на холодном мокром асфальте, окатываемый водой от проезжающих мимо машин и тоже очень сильно хотел умереть. Теперь мы с ним были абсолютно солидарны. Совсем не жаль было обрубки лапы и разбитую в кровь морду. Пусть, все равно света не предвидится.
Все чаще и чаще во сне я видел Оксану – ту маленькую девочку из детства. Я цеплялся за эти образы, надеясь продлить момент, в котором я мог по-настоящему расслабиться. Моя милая сестричка бегала вокруг вшивой собаки, ласкала тоненькими маленькими ладошками, шептала ласковые слова, от которых перехватывало дыхание.
- Не уходи… Останься… - а в глаза ударяет яркий свет и тошнотворно пахнет едой. Я поднимаю взгляд на стоящего рядом Онегина, не чувствуя ничего кроме желания исчезнуть из этого мира. Закрываю глаза и отворачиваюсь от подноса, услужливо поставленного рядом. Чуть позже я отодвину его прочь, потому что чувство голода так и не придет.
Только стоит отрешиться от реальности, как возвращается холодная ночная улица, слепящий свет фонарей и дождь. В августе так часто идут дожди.
- Саша! Саша! Подожди, не убегай! У меня есть кое-что, что тебе очень понравиться! – звонкий голос сестрички звучит издалека – нужно только обернуться, чтобы увидеть худенькую фигурку в желтом платьице, приближающуюся слишком медленно.
- Ну что еще? – я отвечаю слишком грубо, так как делал давным-давно в детстве. Тем временем взгляд привлекает странный глупый наряд, который в здравом уме я никогда бы не одел: ярко-желтые ласины и рубашка открытыми плечами. Но я не успеваю пристыдиться своего вида, потому что Оксана подбегает ближе, сваливая на пол что-то завернутое в грязные тряпки.
- Что это? Мама же говорила тебе, чтобы ты не подбирала всякую дрянь на улице! – я все еще пытаюсь изображать старшего брата.
- А тебя мама учила, чтобы ты не говорил гадких слов! – всхлипывает сестренка, разворачивая сверток.
Меня чуть не стошнило, когда я увидел содержимое: половина пса, притом только передняя, а по полу куда-то вдаль тянутся окровавленные мотки кишечника.
- Оксана! – я кричу, боясь не завизжать как девчонка. – Зачем, зачем ты это сделала!
Перед глазами все плывет, а по лицу текут капли холодного пота.
«Нет! Нет! Моя милая и добрая сестренка никогда бы не сделала подобное с животным!»
- Зачем, Оксана!
- Но он так хотел освободиться, бедный! – всхлипывает она и начинает рыдать, понимая, что собачка явно не счастлива после подобного.
- Откуда освободиться? – кричу я, чувствуя как по щекам текут слезы и становиться нечем дышать.
- С цепи! Вон от туда! – Оксана указывает куда-то назад, и я провожаю взглядом ее жест, выхватывая серую стену, чугунную батарею и заднюю часть несчастного пса в луже крови.
Мне становиться плохо, а в голову приходит совершенно абсурдная мысль:
«А может еще не поздно сшить?»
- Он умер, Саша?
- Умер, - с трудом выдавливаю я, чувствуя как слова застревают в горле, и прижимаю сестренку к себе, закрывая ей при этом глаза. Но она тает в моих руках, оставаясь на ладонях песком и пылью, а я почему-то совсем не удивлен. Только одна мыль не дает покоя:
«Почему же не умер я?»
* * *
Существование на цепи тянулось однообразно. Я то впадал в полузабытье, мучимый кошмарами, то возвращался в реальность, которая была ни чуть не лучше. Я не ел ни крошки, надеясь умереть от голода, потому, что не видел смысла в своем будущем существовании. Постепенно вокруг меня скопилось целых три разноса, которые Онегин не спешил уносить, но и силой есть не заставлял. Неужели понимал меня немного?
Сложно сказать, что я испытывал к своим похитителям. Если раньше я боялся, то теперь страх отошел куда-то на задний план, сменяясь совершенным равнодушием и апатией. Так, наверное, могло пройти очень много времени и я возможно действительно бы умер от голода, как и хотел, если бы однажды дверь не открылась вновь, пропуская в подвал Николая с очередным разносом. Я вынырнул из кошмара, чтобы окинуть своего похитителя равнодушным взглядом, отметив, что он выглядит немного иначе, будто бы куда-то собрался уходить. На нем помимо обычных рубашки и брюк была черная кожаная куртка. В новом облачении он выглядел более пугающим что ли. Если бы я еще умел бояться.
Николай остановился на некоторое время рядом со мной, будто рассматривая, а я, бросив усталый взгляд, вновь закрыл глаза, теперь уже слыша, как мужчина покинул помещение, оставив очередную порцию как ни странно не на полу, а на столе.
Через некоторое время на лестнице вновь послышали мягкие шаги Онегина, на что я бы никак не отреагировал, если бы не услышал звон ключей.
Мужчина опустился рядом на корточки, осторожно прикоснувшись к моей шее:
- Наклони голову, - как всегда спокойный голос.
Я подчинился беспрекословно, потому что сил что-либо делать не было вообще. Скрежет, и ошейник со звоном упал на пол, а мне как-то сразу легче стало дышать.
- Нас не будет три дня, - спокойно говорил Николай, в то время как я удивленно посмотрел в его лицо, - Я оставлю дверь открытой. Можешь безбоязненно перемещаться по дому. В холодильнике есть запасы. Не пытайся сбежать. На окнах решетки, а дверь надежна заперта. Кстати, аптечка на кухне, - широкая ладонь легла на щеку и скользнула вниз. Может быть простое неосторожное движение, но мне стало не по себе.
От всей этой тирады я несколько опешил, не понимая, зачем он это делает. Симпатия? Забота? Максим! Вот причина – похожесть на бывшею пассию, будь она не ладна. А тем временем Онегин вышел, действительно только прикрыв за собой дверь, а не закрывая на замок. Громкие шаги и рявканье Кирилла вскоре смолкли, и я понял, что остался совсем один в большом доме. При этом я мог свободно перемещаться, а для начала просто встать. Откуда вновь появилось желание жить для меня осталось загадкой. Наверное, оно просто уснуло на некоторое время где-то глубоко, чтобы возродиться с еще большей силой теперь. Я с трудом поднялся на ноги, опираясь на стену, чтобы не упасть от сильного головокружения и тошноты. Нужно было попытаться что-то съесть, но я понимал, что желудок сразу не выдержит такого шока, поэтому выпил сладкий и уже остывший чай. Организм обрадовался жидкости и расслабился, желая немедленного отдыха. Я не помню, как дошел до дивана и упал на него как подкошенный и почти сразу отключился. А Оксана не пришла мучить меня в этот раз, уступив место простому исцеляющему сну.
Если сравнивать эти три дня с остальным временем, проведенным в плену, то их можно назвать раем. Вот уж точно простор для деятельности! Все же им не удалось доломать меня окончательно, только отколоть кусочек души.
Первое, что я сделал после того, как очнулся ото сна - съел все до крошки с разноса и, составив на него тарелки, отправился на поиски кухни. Я чувствовал себя, чуть ли не хозяином, поэтому даже помыл посуду, ощущая еще больший прилив сил после какой-то работы.
Далее я обошел весь дом, все еще лелея надежду найти хоть одно окно без решетки, но тщетно. Николай не соврал, я был надежно заперт в доме, где окна и двери надежно запечатаны. Можно было конечно похудеть до такого состояния, чтобы протиснуться сквозь решетки, но этого я бы точно не успел сделать за три дня. Умирать как-то резко расхотелось, поэтому еще недавно казавшаяся единственно верной мысль о самоубийстве теперь представлялась безумной.
Но просто так я сдаваться не собирался. Проверив все комнаты на наличие инструментов и не найдя оных, я забрал все ножи и один за одним сломал, пытаясь открыть железную дверь. Конечно, с самого начала это выглядело, мягко говоря, глупым, но так я хотя бы и им жизнь испортил, оставив без единого целого ножа.
Когда я понял, что попытки тщетны, я решил, что пусть освободиться не получилось, то хотя бы можно привести себя в порядок. Я с большим удовольствием принял душ и побрился, узнав в зеркале прошлого Сашу, правда немного похудевшего и израненного. Но лицо было определенно мое, и я улыбнулся своему отражению со словами:
- Мы еще поборемся!
Обработав все ссадины и кровоподтеки, я попытался найти какую-то прессу, но все издания были старые чуть ли не прошлогодней давности. Ни телевизора, ни радио в доме тоже не было, что уж говорить про телефон.
Однажды меня посетила мысль спрятать один из ножей у себя в подвале, но я тут же отмел эту идею по ряду причин: во-первых он был сломан, во-вторых Николай, а еще хуже Кирилл, обязательно обнаружат пропажу. И если за простой разнос я оказался на цепи, что же будет за нож? От одной только мысли мурашки побежали по телу.
Со временем я продолжил свои тренировки. Они помогали более трезво мыслить. Но если в первые два дня я чувствовал себя свободным и с интересом осматривал комнаты на втором этаже, часть из которых была заперта, то на третий день я начал чувствовать липкий страх, все сильнее и сильнее пробирающийся в душу. Приближалось время возвращения моих похитителей, и нервы начали сдавать. Нужно было, услышав первые признаки их возвращения, исчезнуть в подвале, чтобы не попасть под горячую руку. И поэтому вторую половину третьего дня я превратился в слух, и очень часто выглядывал в окно.
Но мне вновь не повезло. Я отвлекся и не услышал рев двигателя, въехавшей во двор машины, а опомнился только тогда, когда ключ заворочался в замке. Я было рванул в подвал, но увидев Кирилла вжался в косяк, надеясь, что тот меня не заметил. В этот раз повезло и алкоголик, топая, отправился на второй этаж. Я снова попытался проскользнуть в подвал, но чуть ли не впечатался в широкую грудь Онегина.
Я застыл как вкопанный, а он почему-то слишком грубо схватил за руку и толкнул вниз по лестнице. Только чудом я вновь не сосчитал ступеньки, лишь больно ударившись о стену. Дверь захлопнулась, а я очутился в уже привычной обстановке.
«А он, судя по всему, не в духе», - лениво подумал я, усаживаясь с ногами на диван, - «Наверное, не достаточное количество человек убил, вот и буянит».
Я очень надеялся, что меня оставят в покое и это случилось. Прошло довольно большое количество времени, прежде чем меня навестили. Это был к счастью Онегин, но обеда не принес. Его каменное выражение лица меня ничуть не удивило, но и раздражать уже перестало.
Вскочив с дивана, я остановился, не решаясь ничего сказать или сделать, а тем временем он подошел ближе.
- Я должен извиниться за грубость. Я был не прав.
Я ослышался? Он что, прощения просит? Я почувствовал что-то похожее на торжество, смешанное со странным смущением. В голову не приходило ни одной колкой фразы, поэтому пришлось ограничиться иронией:
- Если ты за то, что впечатал меня в стену совсем недавно, то ничего страшного, я уже привык, - губы скривились в невеселой улыбке, а он сделал шаг ближе, сокращая расстояние почти до минимума.
Сейчас страха не было. Наоборот чувство странного восхищения охватило мое сознание, когда на лице этого робота появились настоящие живые эмоции.
«Неужели я действительно так похож на твоего Максима?»- очень хотелось спросить, завершив эту фразу колким: «А Максима ты тоже в подвале держал, как собачку для личных нужд?»
Но ни та ни другая фраза не успели сорваться с моих губ, потому что в этой пьесе появилось третье действующее лицо. И мне не нужно было даже угадывать кто это.
- Что это такое, Николай? – резкий каркающий голос Кирилла прервал нашу идиллию.
Онегин тут же отвернулся и сделал шаг в сторону, будто был вообще тут нипричем:
- Ничего.
- Хватит с ним сюсюкаться! Его давно пора убить!– от повышенных тонов этого пьяницы у меня начинала болеть голова, но все же было страшно, скорее уже по привычке. И даже не из-за дула пистолета, наставленного в мою сторону.
- Иди, я сейчас приду,- твердо ответил Онегин.
- Как это может нравиться?
Несколько помедлив, Николай резко развернулся в сторону Кирилла и за пару шагов преодолел разделявшее их расстояние. Мне захотелось зажмуриться, чтобы не наблюдать за тем, как их губы соединились воедино, потому что все казалось до ужаса не правильным и невероятным.
«Интересно, теперь Онегина на цепь посадят? Или вместе, чтобы не скучно было?» - глупая и совершенно неуместная мысль.
Не успел я и глазом моргнуть, как Онегина резко оттолкнули и посмотрели на него крайне непонимающе и ошеломленно. А мне стало смешно, от того как Кирилл как испуганный школьник бросился к двери и запер ее с другой стороны. Николай рванулся было за ним, но не успел на долю секунды, ударяя кулаком по металлу:
- Открой! Кирилл!
Свет погас, а мы оказались наедине в подвале с моим же похитителем:
«Хоть какое-то разнообразие».
«Me to you»
Позорно скатились в NC-17
«Me to you»
Если быть предельно честным, теперь я Николая ни сколько не боялся. Да, мы были заперты в четырех стенах, в темноте, но почему-то я был более чем на сто процентов уверен, что он не будет предпринимать ни каких попыток на сближение. И я не ошибся. Несколько минут стояла полная тишина, я расслабился и уселся на диван, который нашел на ощупь.
«Интересно, что он будет делать…» - лениво думал я, вглядываясь в темноту, где происходило какое-то шевеление. Вскоре в подвале стало не так темно от загоревшегося экрана мобильного телефона. Онегин открыл обнаружившийся на стене щит и что-то сделал, отчего по периметру зажглись бледные светодиодные лампы. Я так этому удивился, что еще некоторое время рассматривал новшество, которого не замечал, прежде чем вновь перевел взгляд на своего похитителя.
Время остановилось.
В ушах больно ударял пульс. Воздух стал тяжелым и густым, никак не желая проникать в легкие. Взгляд приклеился к брелоку, висящему на мобильном Николая – мишке «Мe to you», когда разум забросил в прошлое: в дождливый день, последнюю поездку с родителями, машину, подрезавшую на мосту, и аварию. Он вытащил меня тогда, но убил всех моих близких. И этот человек теперь стоял передо мной.
Болезненный удар между ребер – это мое собственное сердце.
Страшное чувство - желание уничтожить, растоптать, причинить боль сильнее той, что я испытывал в этот момент. Почему я не пошел к нему на встречу? Почему не вцепился онемевшими пальцами в шею и глаза? Почему не смог ответить болью на боль?
«Ну почему? Почему все так? За что?!»
А он смотрит на меня, будто ничего не понимает. Проследил взглядом за предметом моего внимания и объясняет что-то, а я не слышу его. Почти не слышу. Только короткие фразы, скользящие по щекам ничего не значащими звуками:
- Этот брелок мне подарил Максим.
«Бесчувственная сволочь! Ненавижу! Насрать я хотел на тебя и твоего Максима! Неужели ты не понимаешь, что только что признался в убийстве?» - сжимаю кулаки до боли, чтобы уменьшить боль душевную.
- Этот подвал я когда-то обустроил для него, чтобы он был в безопасности, - пустые фразы не достигающие сознания.
Не могу оторвать взгляда от паршивого брелока, словно загипнотизированный запоминая образ, – мохнатое уродливое существо под стать этому человеку.
«Значит он заодно с ними! Все они заодно!» - я начинаю задыхаться, а глаза щиплет от подступающих слез отчаяния и бессилия. Даже если я сейчас брошусь на него, попытаюсь причинить боль, хоть сколько-нибудь равную той, что сделал он, но ничего же не выйдет. Все повториться вновь – скрученные руки и унижение. Почему? Ну почему я не такой сильный как они?!
И снова голос, будто издалека:
- Я прятал его от Кирилла. Хотел облегчить ему вынужденное заключение…
«Бедный мальчик. Бедняжка Максим. Как же я тебя понимаю. Тоже поди был игрушкой в лапах этой сволочи, только с одним отличием – тебя любили».
Нужно просто закрыть глаза и не смотреть на глазки-пуговки и заплатку на мохнатом пузике медведя. А ведь теперь все встало на свои места. Проще и быть не может. Я марионетка в игре, где все сильные, кроме меня, и они получают удовольствие от того, как одну за другой отрывают лапки ненужной игрушке.
- Его убили, - я выхватываю случайную фразу из того, что говорит Николай, и почему-то совсем не удивляюсь. Собачки долго не живут.
- Саша, - я вздрагиваю от звука собственного имени, которое резануло холодной плетью по лицу, и медленно перевожу взгляд на лицо убийцы моей семьи.
- Так значит, это все из-за тебя! – хочу кричать, но из груди вырывается только сдавленный рык. Я сам не узнаю свой голос, настолько озлобленно он звучит.
- О чем ты? – его голос мягче, сам он будто стал другим. Но и я изменился. Вот он – виновник моего одиночества, стоит передо мной с видом будто бы правда ничего не понимает. От этого взгляда хочется вгрызться ему в глотку и рвать волосы на голове.
- Ты действительно не понимаешь или только притворяешься? – яд выплескивается наружу с каждым словом, пропитывая их насквозь. – Ну конечно, актерских способностей тебе не занимать! – я вскакиваю, так сильно сжимая пальцы, что ногти впиваются в кожу.
- Я правда не понимаю, - его голос заботливый и мягкий. Засунул бы свою заботу в задницу!
- Врешь! - делаю выпад вперед, набрасываясь на него подобно раненному зверю, нанося бессистемные удары, пытаясь вырвать глаза. Клокочущая внутри злоба очень быстро сменяется нестерпимой горечью. Каждый новый выпад получается все более и более слабым, пока я не обмякаю в сильных руках мужчины. Он так умело отражал удары, что наверное не останется и следа.
«Ничтожество… я...»
Нет сил бороться – в этой битве я уже проиграл. Еще тогда, когда попытался сказать «нет», когда все вокруг утвердительно кивали головой.
- Саша, - снова плетью по лицу. А я тут же отскакиваю назад, тяжело дыша, но уже не пытаясь нападать.
- Ненавижу!
- Я не понимаю.
- Врешь! – кричу ему в лицо, отступая назад в ответ на его попытку приблизиться.
- Я действительно не понимаю, - он вдруг говорит очень твердо, хватая меня за запястье и усаживая на диван, после чего отходит к противоположной стене, судя по всему чувствуя, что мне неприятно его присутствие рядом. – Прекрати вести себя как баба и нормально объясни.
Эти слова будто звонкая пощечина немного помогают прийти в себя:
- Это из-за тебя погибли мои родители! А еще заботу проявлял, сволочь! Да как можно быть таким двуличным?! – выплевываю ему в лицо с уже меньшей порцией злобы.
- Я не имею к этому никакого отношения, - спокойно отвечает Николай, прислоняясь спиной к стене и не отрывая взгляда от моего лица.
- Ну конечно, расскажи еще мне, что у тебя не было черного «вольво» и ты не попадал в аварию, когда подрезал нас на мосту! – я кричал, чувствуя, что только так могу выплескивать эмоции. – Да я твоего чертова медведя навсегда запомнил!
Онегин опешил, и некоторое время молчал, будто пытаясь вспомнить, а я изнывал от злобы и желания крушить все и вся.
- Да, авария была. Я вытащил паренька, остальные погибли, - медленно, очень медленно он поднимает взгляд, и я понимаю, что больше не будет этой глупой фразы «не понимаю». - Но это была случайность, - он сжимает и разжимает кулаки, будто хочет что-то сделать, но с трудом себя останавливает.
- Засунь себе в жопу, свою случайность! – я уже не кричу. Слова вырываются из груди с шипением, но тихо. – Тут все случайно, я посмотрю!
- В этой истории ничего не случайно, - подтверждает Николай мои слова, а от его равнодушного тона мне становиться тошно. – Но авария действительно была случайна: шел дождь, дорога была ужасная, машину повело на яме и произошло столкновение.
Все. Кончилось внутреннее сопротивление – слезы гладом текут по щекам. Правильно говорит – как баба. Хочу говорить громко и четко, но получается невнятный шепот, от крупной дрожи, сотрясающей тело:
- Да же если и так. Они мертвы. Мертвы…
- Я не виноват. Просто так получилось. Водитель вашей машины слишком резко затормозил, а я не смог справиться с управлением. Саша…
Всхлипываю, забираясь на диван с ногами и закрывая лицо ладонями. Я пережил все снова, только с небольшими дополнениями. Тогда, на похоронах я не плакал, стараясь быть сильным, но теперь просто не мог сдержаться. И мне не было стыдно. Пусть стыдно будет ему.
- Саша… - его голос мягкий и бархатный. И имя он мое произносит так трепетно, будто оно действительно для него что-то значит.
Нет сил что-то отвечать. Я вжимаюсь в стену, замыкаясь в себе, не в состоянии больше смотреть на этого человека. Даже если он не виноват. Даже если это случайность. Я никогда не смогу простить. Да и нужно ли ему мое прощение?
В какой-то миг мир исчез, а меня обступила тьма. Я не заметил, как заснул, прячась в дреме от мыслей. А когда очнулся, Онегин спал на лестнице, прислонившись к стене и ненавистного брелока больше не было в его руках. Мне было больно просто смотреть на него. Всю душу переполняло непонятное щемящее чувство, из-за которого глаза наполнялись слезами.
«Все встает на свои места» - успел подумать я, прежде чем дверь со скрежетом отворилась, а в проеме показалась фигура Кирилла.
- Хватит сидеть, пошли, - как всегда командирский тон, пьяного человека. Но я ничего не почувствовал, даже когда Николай поднялся и, бросив на меня странный взгляд, последовал за своим «командиром». У меня было время проанализировать свои чувства и принять какое-то решение, иначе я бы просто сошел с ума.
* * *
Я должен бы его возненавидеть, чувствовать горькую злобу от одного мысленно произнесенного имени, думать о мести, но вместо этого мысли текли совсем в ином направлении:
«Если это был несчастный случай, имею ли я права обвинять его просто потому, что он выжил, а они нет? Ведь я тоже выжил, а мог лежать вместе с ними на левобережном кладбище. Значит ли это, что я виноват в той же самой мере? Но я не был за рулем, а ОН был!» - закрываю глаза руками, глотая вновь подступившие слезы.
Все гораздо проще и логичнее, чем я мог подумать. Просто отец всегда был поклонником отечественных автомобилей и никогда бы не променял их на «машины из фольги и картона», хотя наши машины всегда уступали в безопасности. Отсутствие воздушных подушек сыграло главную роль. Николай с самого начала был защищен лучше в своем черном «вольво».
Все более чем логично. Но человек - такое существо, которому требуется обвинить хоть кого-то, чтобы уменьшить горечь в душе. Если я сейчас возненавижу его, то никогда не смогу выбраться только из-за того, что не будет сил выполнять единственно верный план. В моем положении другого не придумаешь. Я во что бы то ни стало сделаю так, что он САМ захочет меня отпустить. Да, у Онегина есть сила, ключи от всех дверей и полная непроницаемость, но и у меня есть козыри: обаяние, остатки красоты и хитрость. Так что мы равны, тем более что его равнодушие я уже смог сломать пару раз. Игра начинается! А мне теперь главное не перейти грань.
Шло время, а я ждал его появления все сильнее и сильнее. Почему-то я ни на йоту не сомневался в своей победе. Может быть потому, что позволил ему уже слишком во многом меня обыграть? Стараясь не думать о родителях, аварии и прочем, я упражнялся до тех пор, пока не почувствовал себя выжатым лимоном. Во сне время проходит быстрее – неоспоримая истина. И Морфей пожалел меня в этот раз, не явив призраков прошлого. За что я был ему очень благодарен, ведь когда я открыл глаза, меня переполняла сила и жажда действий.
Цепкий взгляд выхватил открытую дверь, а обострившееся обоняние – запах омлета и еще чего-то пахнувшего мясом.
«Почему он не запер дверь?» - нужно было быть осторожнее, но ноги сами по себе понесли прочь из подвала. Я шел, чувствуя себя провинившимся школьником, которому строго-настрого приказали не заходить в учительскую. В этот раз я не собирался сбегать или предпринимать агрессивных мер. Новые правила были приняты, осталось осуществить все задуманное.
Дойдя до кухни, я с любопытством заглянул внутрь, не ожидая увидеть то, что увидел. Все выглядело до смешного уютным и домашним, хотя за проведенные три дня без похитителей, мне так не показалось. Неужто Николай постарался? Накрытый на две персоны стол, при этом сервированный так, как делают только в ресторанах, а уж точно не нормальные люди, несколько блюд, накрытых блестящими крышками и Николай, снявший свою жуткую куртку и выглядящей очень даже дружелюбно. Дурдом, не иначе!
Я с сомнением смотрел на все это, не понимая, чего он добивается. В голове пронеслись мысли, что возможно он ждет гостей, а тут я – бледное приведение из подвала.
- Проходи, садись, - и голос то у него дружелюбный, и выглядит он как-то иначе. Не могу понять, но, кажется, в его глазах скользят какие-то чувства. Знать бы какие…
- А почему завтрак не в подвале? – задаю я совершенно логичный вопрос, пытаясь прояснить ситуацию, хотя бы немного.
- Кирилла не будет несколько дней, поэтому не вижу необходимости тебе там находиться, - спокойно отвечает Онегин, выдвигая стул. Для меня?
Я растерян и обескуражен такой переменой. Ведь это Я хотел втираться в доверие, а получается, угождают мне.
- И долго его не будет? – хочется говорить более дружелюбно, но получается какое-то недовольное бурчание.
- Не могу сказать точно. Может три дня, может больше, - будто ни в чем ни бывало отвечает Николай, подставляя блюдо ближе ко мне. Мне кажется или он действительно бросает в мою сторону пытливые теплые взгляды. С большим трудом получается вести себя раскованно и спокойно, когда на тебя вот так смотрят.
- Вкусно. Ты сам готовил? – молчание затягивалось, и я решил его немного разбавить дурацкими вопросами.
- Да сам. Я рад, что вышло не плохо.
Как с ним сложно. Не понятно даже примерно, о чем он теперь думает и зачем все это? Чувствует себя виноватым? Пусть чувствует! На его месте меня бы уже совесть живьем сожрала.
- Можно я приму душ? – отодвинув тарелку, бросаю робкий взгляд на мужчину, которому похоже тоже неуютно в этой ситуации.
- Да, конечно, - он ни на секунду не задумался, - Если хочешь, я могу одолжить тебе одежду, а эту бросим в стиральную машину.
Как-то совсем не хочется одевать чужие вещи, но и отказываться сейчас будет очень неразумно, если придерживаться моего плана. Только где он найдет вещи, которые не свалятся с меня в тот же момент, учитывая нашу разницу в росте и комплекции. Что ж, даже будет интересно, как он выйдет из положения.
- Хорошо, - киваю я и, резко поднявшись, направляюсь в уборную, прочь от внимательного взгляда карих глаз.
«Ну почему у меня не получается делать то, что нужно? Почему это делает он? И почему, черт возьми, мне приятно?» - закрываю лицо руками. Я вновь сбежал в душ, чтобы найти ответы на вопросы. Когда я прекращу это делать и стану сильнее? Риторический вопрос. Возможно тогда, когда мне не нужно будет, чтобы рядом был кто-то, чтобы я мог чувствовать себя уверенным и счастливым. По сути, и сейчас я - это только половина возможного меня.
Горячие струи с шумом падают на дно ванны, превращаясь в густой белоснежный пар, который проникает в каждую щелочку небольшой комнаты. Зеркало напротив запотело, приходиться провести по нему ладонью, чтобы увидеть бледное лицо с грустными серыми глазами.
От неожиданного стука в дверь я вздрагиваю, зачем-то приглаживая волосы и еще плотнее закрывая шторку, которая, по сути, является смехотворным препятствием. Мне становится не по себе. Сразу вспоминается другой случай в душе, когда мне предлагали стать его рабом. Но тогда пришел Кирилл, а теперь его нет, и если Николай захочет, меня уже ничего не спасет.
Поворачиваюсь лицом к стене и еще сильнее включаю воду, чтобы не слышать ничего, но боковым зрением вижу, как отворяется дверь и темная фигура застывает в нерешительности. Он не говорит ни слова и почти вплотную подходит к ванной. Даже сквозь матовую пленку я чувствую взгляд, который скользит по телу, задыхаюсь от непонятных противоречивых чувств.
«Пожалуйста! Прошу тебя! Не делай этого!» - шепчу про себя, обнимая тело руками, будто пытаясь защититься. Сердце глухо отдает в висках, все ускоряя и ускоряя темп.
«Почему так долго? Уходи!»
Минуту, две, три – не знаю, сколько это длилось, но я за это время успел изменить тысячу мнений: от просьбы покинуть помещение, до той, чтобы он, в конце концов, прекратил весь этот цирк и уже отдернул мокрую тряпку в сторону. Но он ушел. Просто положил что-то на тумбочку и вышел так же неслышно, как и зашел, плотно прикрыв за собой дверь. А я почему-то почувствовал острый прилив возбуждения и проклиная все и вся, резко включил холодную воду. Стало легче – гораздо легче, но все оставшееся время, которое я провел в душе, мне казалось, что вновь и вновь по изгибам тела скользит теплый, почти обжигающий взгляд.
Стоило только выйти из душа, как стало холодно. Но самое ужасное, что холодно было не только снаружи, но и внутри. Я очень долго вытирал кожу большим махровым полотенцем, пока она не стала гореть, и только после этого почувствовал облегчение, принимаясь рассматривать одежду, которую мне любезно одолжили: простые штаны и рубашка насыщенно-зеленого цвета, больше похожая на костюм для выхода на сцену, нежели для того, чтобы ходить по дому. И если бы вещи не выглядели довольно старыми, я бы подумал, что он специально для меня купил что-то подобное.
«Может, это носил Максим? – от этой мысли вдруг стало тошно. Я попытался проанализировать, почему вдруг так расстроился, но не смог найти логического объяснения своей неожиданной перемене настроения.
С тоской посмотрев на вращающиеся в барабане стиральной машины джинсы, я попытался влезть в штаны, оказавшиеся немного тесными. Рубашка же пришлась в пору, но то, что последняя пуговица была где-то в районе груди, меня совсем не радовало, заставляя чувствовать себя шутом гороховым. Я еще зачем-то довольно долго вертелся перед зеркалом, прежде чем выйти из уборной.
«И что теперь? – не смотря на все дружелюбие Николая, который заметно изменился, я чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, куда можно пойти, а что остается закрытым для моих глаз.
- Я раньше занимался танцами. Очень давно, – я подскочил от неожиданности и резко обернулся. И когда он перестанет подкрадываться сзади? Я было хотел высказать свое негодование по этому поводу, но Николай не дал мне этого сделать, шагнув навстречу. Опять мы были слишком близко, но теперь я, по моему плану, не должен был отступать назад, хотя очень сильно хотелось.
- Какими? – пролепетал я, облизывая почему-то пересохшие губы и стараясь не отводить взгляда.
- Просто бальными. Не классическим балетом как ты, - пояснил Николай, совершенно не стесняясь оглядывая меня с ног до головы, вызывая непонятную дрожь во всем теле. – Немного маловат, - он нахмурился и покачал головой, будто бы это было ужасно неприятной новостью. - Но к сожалению ничего другого не осталось.
- Так значит это твои вещи? – как камень с души свалился. Ну почему, почему я так на это реагирую? Может потому, что разрушилась моя гипотеза, что он пытается сделать из меня бывшего любовника. И это действительно важно для меня.
- Ну да, мои, - мягко ответил он, делая еще один шаг о мне. – Только носил я их очень давно, но они в хорошем состоянии.
Зачем он оправдывается? С трудом сглатываю подступивший к горлу комок, отводя взгляд в сторону:
- Спасибо.
- Ты выглядишь напряженным, - шепот обжигает щеку очень близко, разбегаясь тысячью мурашек по всему телу. – Хочешь, я сделаю тебе массаж?
Зачем нужно говорить вот так? Неужели не проще просто спросить: хочешь, займемся любовью?
Напряжением сводит мышцы еще сильнее, а к щекам приливает краска. Нет, сколько бы я не старался, я не могу посмотреть в теплые карие глаза, разглядывая свои плотно сомкнутые в замок ладони. Где взять сил на трезвое мышление? Ведь сколько бы я не пытался оправдать свои чувства, этот вопрос меня действительно волнует.
- Хочу, - нужно сказать твердо и равнодушно, но из горла вырывается что-то похожее на вздох.
Секунда, другая, тяжелый пульс в висках и вспотевшие ладони, прежде чем он оказывается рядом настолько близко, что я щекой чувствую жар его тела:
- Хорошо, - выдыхает Николай, судорожно сжимая мои плечи и прижимая к себе, а мне так резко становиться нечем дышать, но не от тесных объятий, а от волнения и резкого прилива возбуждения.
«Может быть, просто этого очень давно не было», - я из последних сил пытаюсь найти оправдание моему бесстыдному поведению, пока он ведет меня вверх по лестнице, пропуская в одну из открытых комнат с большой кроватью. Я старюсь дышать медленнее и глубже, чтобы не показывать свое волнение, но по его терпеливому и теплому взгляду я очень быстро понимаю, что лгать бесполезно, меня уже и так давно видят насквозь.
- Разденься и ложись, - спокойно говорит Николай, доставая из одного ящика небольшой темный флакончик.
«Массаж не делают сквозь одежду» - добавляю я мысленно, начиная послушно расстегивать пуговицы на рубашке. Он стоит, наблюдая за этим процессом, провожая каждую петельку взглядом и, кажется, скользя быстрее моих рук. Мне становиться не по себе, еще и от того, что брюки и так тесные, стали в двое уже, и я до безумия не хочу, чтобы он сейчас это видел. Почему я думаю, что он будет смеяться надо мной? Если бы хотел посмеяться, давно бы это сделал.
- Наверное, стоит закрыть портьеры, - я не узнаю в этом дрожащем голосе свой собственный, а он только коротко кивнув, ставит флакончик на тумбу у дивана и отворачивается. Он, конечно, понял и поэтому так долго выполняет мою просьбу, а я за это время успеваю снять всю одежду и лечь на диван, уткнувшись лицом в небольшую подушку.
Почему время с ним тянется медленнее? Или он сознательно старается быть более сдержанным, чтобы помучить? Нет, навряд ли.
Несколько секунд. Мягкие шаги, и он садиться рядом, а большие теплые ладони ложатся на плечи, мягко массируя. Все страхи как-то сразу отступают на задний план, когда руки мастера скользят по моему телу. Он действительно делает массаж, не позволяя ничего лишнего, а по комнате разливается приятный запах лимона. Я чувствую, как дрема начинает накрывать с головой, но тут же прихожу в себя, когда хриплый вкрадчивый голос звучит над самым ухом:
- Так лучше.
Я стараюсь дышать не так прерывисто и быстро, когда горячие губы начинают красться по шее, обхватывая мочку уха, прикусывая ее. Я же сам согласился, теперь нет пути назад, да и не хочется совсем отступать. Судорожно вздохнув, я попытался перевернуться на спину, но меня надежно удерживали, продолжая горячие и слишком медленные ласки, опускаясь все ниже и ниже. Оставалось подчиниться, стараясь не вздыхать так блаженно слишком часто. Кто бы мог подумать, что этот мужчина, казавшийся таким холодными и непроницаемым все это время, может стать настолько нежным и аккуратным. Он с трепетом проводит по изгибам тела ладонями, находя самые чувствительные места с точностью ювелира. Меня накрывает головокружительной пьянящей волной, и я уже сам пытаюсь ласкать его, но только недовольно мыча от неудобства положения. Но Онегина, судя по всему, все это устраивает, а мне только остается принять правила его игры.
- Расслабься, пожалуйста, - губы внезапно оказались совсем рядом, и я не в силах больше выносить свое собственное бессилие, потянулся за поцелуем. Он был таким нежным, трепетно проводил языком по горящим губам, приглаживая выбившиеся из хвоста пряди.
- Расслабься, - а глаза такие теплые и в них столько нежности, от которой так легко сойти с ума.
- Хорошо, - одними губами шепчу я, уткнувшись лбом в подушку и слегка приподнимаясь на коленях. А он медлил, будто боясь напугать напором и резкостью, мягко обводя ягодицы, лаская поясницу сухими трепетными поцелуями. Ладони скользнули на внутреннюю сторону бедер, разливая тяжелое тянущее чувство в паху и рождая глухие тихи стоны, поглощаемые подушкой. А потом ладонь легла на напряженную плоть, заставляя задохнуться от возбуждения и податься навстречу. Почему-то от собственных стонов становилось более всего стыдно, особенно когда внутрь скользнул один палец, аккуратно растягивая, а позже - второй. Стало очень горячо, а по телу прокатывались волны возбуждения, умело контролируемые руками и губами Николая.
- Еще немного, - голос доносился будто издалека, когда горячая напряженная плоть наполнила до конца. Я попытался расслабиться еще сильнее, заерзав, чтобы принять нужное положение. И боль вскоре отступила, сменяясь неимоверным счастьем от чужой близости. Кажется, вокруг все заполнилось горячим воздухом, в котором не было места ничему лишнему, только размеренным толчкам, ускоряющимся все сильнее и сильнее. Мыслей тоже не было, только желание достичь того, к чему стремились два разгоряченных тела.
Мир вокруг вспыхнул и закружился, растекаясь блаженством по каждой клеточке тела. И дрожащее в экстазе тело рядом – все правильно, иначе быть и не может. Главное, что теплые ладони вновь легли на талию, прижимая к груди и не прекращая ласкать ни на секунду, доказывая, что тепло не кончилось, оно вот тут – в груди.
* * *
Я уже и забыл, каково это просыпаться после первой близости с кем-то, кто тебя волнует, к кому ты делаешь робкий шаг на встречу. И теперь вместе с ускользающим покрывалом дремы приходит ощущение реальности: я совсем один в комнате на остывших простынях, совсем обнаженный и открытый, а ведь я не хотел заходить так далеко. Да, я хотел втереться к Николаю в доверие, может быть заставить полюбить себя, чтобы позже уговорить отпустить. Ведь это так больно причинять неудобство тому, кто тебе дорог. Я хотел сыграть на этих струнах души, а вышло, что сам в ответ распахнул свою собственную душу.
«Все-таки я жалок», - горечь мыслей растекается по телу, и становиться очень холодно. Я натягиваю тяжелое одеяло почти до подбородка, стараясь не смотреть в сторону вошедшего в комнату Николая. В его руках привычный разнос, только не с завтраком, а с чашечкой кофе, которая распространяет по комнате блаженный запах.
- Доброе утро, - мягко говорит он, присаживаясь рядом на диван, предлагая взять кружку.
«Ну что за глупости еще! Кофе в постель! Даже смешно!» - меня резко охватывает ярость от окончательного осознания своего проигрыша.
- Я не хочу! – отвечаю резче, чем стоило, небрежно отмахиваясь от угощения.
Мне не нужно смотреть в его лицо, чтобы уловить, как на нем появляется привычное спокойствие, а мягкость и нежность исчезает без следа.
- Хорошо, - мужчина медленно поднялся и хотел было выйти из комнаты, когда я продолжил:
- Можно мне мою одежду, - голос звучит уверенно, а я, переборов себя, наконец, могу посмотреть ему в глаза.
- Да, я сейчас принесу, - тут же соглашается Николай, закрывая за собой дверь.
И чего я хочу добиться таким поведением, которое отнюдь не способствует выполнению моего плана? Не знаю, просто мне горько и обидно от того, что я оказался вот таким слишком доступным, а он этим так умело воспользовался.
Совсем скоро Онегин вернулся без разноса, но с моей одеждой, которая успела высохнуть. Я готов отдать многое, чтобы понять, что он думает и чувствует сейчас. Важно ли ему вообще то, что произошло? Потому что для меня оказалось слишком важным, хоть я и чувствую себя обычной шлюхой.
- Спасибо, - равнодушно бросаю, не без облегчения натягивая родные джинсы. – И еще…
Николай, который не смотрел в мою сторону, резко повернулся, внимательно всматриваясь в мое лицо:
- Это ничего не значит…
Летние грозы
Летние грозы
Я ведь это скорее из упрямства сказал, потому теперь так стыдно. Мне не нужно втираться в доверие, я его и так полностью завоевал, именно поэтому я и позволил себе произнести эту холодную фразу. Если наши роли поменялись, и теперь Николай пытается подобрать ключик к моему сердцу, я не собираюсь облегчать ему жизнь - пусть помучается, и возможно у него получиться стать для меня кем-то важным.
Распускаю волосы и расчесываю пальцами, чтобы вновь собрать в более аккуратный хвост - это немного успокаивает, возвращает в реальность.
И что я, в конце концов, так разнервничался? Ну бывает, просто два одиноких человека позволили себе расслабиться и не более - сам себя уговариваю я. Только почему от его этого короткого “Саша” так екает сердце?
Если и дальше заниматься самокопанием, можно прийти к неутешительным выводам, что я влюбился как идиот в своего же похитителя. Как там это называется? “Стокгольмский синдром”, кажется.
Еще немного помедлив, я все же покинул злополучную спальню, чтобы привести себя в порядок, принять душ и может быть найти что-то на завтрак, раз уж от кофе я отказался. Николай опять был на кухне, а стол, как и вчера, был накрыт, но на одного.
“На что это намек?” - наверное, этот вопрос отразился на моем лице, потому что он тут же жестом пригласил сесть.
“Я сегодня ем один. Понятно”, - мне вдруг становиться обидно, но он не уходит, располагаясь напротив и внимательно наблюдая за моими действиями.
“Так и подавиться не долго”, - пусть мысли и недовольные, но в глубине души я рад, что он остался.
- Очень скоро ты сможешь покинуть этот дом, - я не верю своим ушам, поднимая распахнутые от удивления глаза. Я конечно рад, но почему рождается совершенно глупая и неуместная мысль:
“Он что, меня прогоняет?”
- Отлично, - голос звучит оживленно и радостно. - А у “скоро” какой срок?
- Пока не могу сказать точно. Пару дней, может неделя, - у него вновь невозмутимый вид, а мне становиться горько оттого, что подтверждается мое опасение, что эта ночь была просто ошибкой обоих.
- От каких это факторов зависит? - продолжаю выпытывать я.
- Это не важно, - он переводит взгляд в окно, и я очень долго не могу заглянуть в теплую глубину карих глаз, стараясь прочитать слишком умело спрятанные чувства - Просто будь готов.
- Хорошо, - улыбаюсь его спине, радуясь этому, - ведь чувствую, что выходит очень не убедительно.
Остальное время мы проводим в молчании. Судя по всему ему нечего мне сказать, да и мне, если быть честным до конца, не очень-то и хочется разговаривать. Я было хотел вызваться помыть посуду, но по одному жесту понял, что этого делать не нужно, и мне оставалось просто стоять, переминаясь с ноги на ногу, пока Николай не продолжил разговор, вытирая руки полотенцем:
- Сейчас мы пойдем на задний двор, я кое-что хочу показать. Это понадобиться тебе в будущем.
- Хорошо, - выдыхаю я, понимая, что в последнее время как-то слишком часто стал с ним соглашаться.
- Подожди меня на крыльце.
Сейчас я совершенно свободен и могу вновь попытаться сбежать, но не делаю этого. Просто стою и дышу свежим воздухом с закрытыми от удовольствия глазами. Еще очень рано, и на траве блестит роса. В обычной жизни я всегда просыпался около девяти, и поэтому все это мне в новинку. Теперь я начинаю понимать людей, которые любят бегать босяком по росе; мне и самому хочется прямо сейчас снять надоевшие кроссовки и пройтись по влажному газону.
- Сейчас направо, - любезно подсказывает Онегин, появляясь за спиной, и я уже этому совсем не удивляюсь. Он держится на расстоянии, не позволяя себе слишком приближаться. И мне и ему это кажется единственно верным, ведь совсем скоро наши дороги разойдутся: я отправлюсь в свою среду, где обжигают софиты и гремят аплодисменты, если конечно судьба будет ко мне благосклонна, а он останется тут - в преступном мире. Это так просто и правильно, что не в моих силах это оспаривать, да и не в его тоже.
Мы отправляемся на небольшой задний дворик, где еще свежи следы недавней стройки: аккуратно сложенные доски, бревна, куски металла, груда шлакоблоков. В самом центре расположилась непонятная композиция из дерева, очень похожая на гимнастическое бревно.
“И зачем мы сюда пришли?”, - успеваю подумать я, как непроизвольно вздрагиваю, когда Онегин вытаскивает из-за пояса пистолет.
- Держи, - оружие оказывается в моих руках. Как не осмотрительно с его стороны. Или видит насквозь, что я ни чем подобным никогда не пользовался?
Я, замерев, наблюдаю, как Николай извлекает одну за другой пустые алюминиевые банки из большого ржавого бака неподалеку, и расставляет по бревну.
- Те люди, с которыми тебе придется столкнуться в будущем очень опасные, - из его уст это звучит угрожающе. - Поэтому не помешает практика.
Никогда бы не подумал, что буду заниматься подобными вещами: учиться перезаряжать пистолет, целиться, стрелять, промахиваться, еще раз перезаряжать, вновь промахиваться и так до бесконечности. Николай стоял близко, но старался не прикасаться ко мне, даже когда поправлял стойку и давал советы. А я пытался не думать об этом, но все равно чувствовал его тепло у себя за спиной.
- А дальше сам, - мне становиться немного обидно, но я только киваю головой, продолжая свои занятия.
Когда произошло первое попадание по злополучной банке, меня переполнило такое неимоверное счастье, что захотелось прыгать и танцевать шаманские пляски вокруг бревна. Пришлось взять себе в руки и ограничиться смехом.
Дальнейшие попытки давали все больше и больше положительных результатов. Я упражнялся очень долго, пока не израсходовал весь запас холостых патронов, и не осталось ни одной не сбитой мишени. Это было определенно достижение и можно было немного собой гордиться. Но постепенно прежний азарт немного утих, и я понял, что мне больше нечем себя занять и стоит вернуться в дом. От одной мысли об этом становилось тоскливо и хотелось отсрочить хотя бы на пару часиков возвращение, но и что делать на заднем дворе я не знал. Идея родилась внезапно - а почему бы не использовать бревно как станок и не провести почти настоящее занятие?
За любимым делом время действительно бежит гораздо быстрее. Уже стемнело, когда я все же решил вернуться, тем более на небе стали собираться плотные облака, очень скоро превратившиеся в тучи:
- Будет гроза, - почему-то вслух сказал я, поднимаясь по высокому крыльцу.
Но грозы в этот вечер не было. Просто дождь, за которым я наблюдал из окна кухни, разогревая уже давно остывший ужин. Николай так и не спустился, вероятно, не желая иметь со мной ничего общего.
“Знать бы, от чего же так тошно... Ничего, очень скоро меня отпустят, и все вернется в нормальное русло”.
А какое это нормальное русло? Работа, изматывающая на ноль, пустая квартира вечером и вечно молчащий телефон, потому что и позвонить будет некому.
* * *
“ А он красивый”, - вдруг подумал я, заходя утром на кухню и наблюдая за Николаем со спины. Я сам испугался своей мысли и стал оправдывать себя тем, что это чисто эстетическая точка зрения. Врать себе я мог сколько угодно, но то, чего я раньше не замечал, стало открываться новыми подробностями: мне нравилось как он мягко ходит, но в тоже время как точны его движения, как он правильно подбирает фразы, не используя ни единого лишнего слова, в то время, как я всегда трещу без передышки, нравилось ловить его взгляд, пытаясь понять, есть ли в шоколадном оттенке еще какие-то оттенки, нравилось замечать, как он довольно часто поправляет воротник рубашки, хотя все и так в полном порядке. И чем больше я замечал, ловя себя на мысли, что это совершенно не уместно, тем больше понимал, что веду себя как влюбленный идиот. Тогда в оспаривание этого факта шли сотни отговорок типа: ”из-за него погибли мои родители” или “он похититель и убийца”, - но они как-то не очень помогали.
Когда захотелось схватиться за голову, чтобы больше не думать, я вновь сбежал на задний двор, под предлогом дальнейших тренировок. Николай был не против, вручив еще патронов, но в этот раз со мной не пошел. И если быть честным до конца, я был этому очень рад.
Я стрелял, и все пули пролетали мимо, потому что сосредоточиться никак не выходило.
- Да что же, в конце концов, со мной происходит? Это просто бредовая выдумка, не более, - я пытался убедить себя чуть ли не после каждого промаха. Но чем больше об этом думал, тем больше понимал, что просто обманываю сам себя.
Небо вновь затянулось тучами, предвещая очередной дождливый вечер, но я старался не обращать на это внимание, полностью поглощенный своими проблемами, даже тогда, когда холодные струи стали путаться в волосах, стекать по лицу и насквозь намочили одежду. Я отбросил пистолет в сторону, чувствуя, что начинаю замерзать, и занялся привычным любимым делом. После вчерашней полноценной тренировки тело слушалось отлично, и хотелось, чтобы было еще лучше и хоть что-то в этом мире полностью принадлежало мне.
Очень скоро я окончательно вымок, но все еще не собирался заходить в дом, хоть дождь и прекратился, а я стоял, вдыхая головокружительно свежий воздух, и улыбался.
«Интересно чем сейчас занимается, Коля?» - я поймал себя на мысли, как легко вспомнил имя, которое слышал всего единожды, и как просто оно сократилось до мягкого сочетания звуков.
- Нет смысла больше это отрицать. Ты очень сильно попал, Саша. Тебя отпустят, это здорово. Но настолько ли ты хочешь покидать его. Этот дом - да, подвал - естественно, а ЕГО?
Я инстинктивно повернулся, выискивая взглядом спальню Николая, когда заметил темную фигуру в окне первого этажа. Наверное, он уже очень долго наблюдал за моими действиями, и от этого факта стало немного не по себе.
«Может он хотел понаблюдать за моими успехами в стрельбе, а я тут дурью маюсь», - грустная улыбка появилась на лице и уже не сходила до самого возвращения в дом.
* * *
- Гроза.
Кому я говорю? Просто хочется произнести это слово вслух.
- Ты немного опоздала со вчерашнего дня.
После душа стало вновь тепло и уютно даже в этом доме. А на кухне снова накрыто на одного, только съесть я ничего не успел из-за того, что что-то хлопнуло, и погас свет. В ответ сверкнуло за окном, немного осветив помещение, и завершилось раскатом грома.
- Сколько бы ты не пытался ее догнать, у тебя никогда не получиться, - зачем-то обращаюсь к грому, - Просто законы физики и ничего лишнего.
Становиться до боли тоскливо от прозаичности жизни, а ведь еще полгода назад я верил в романтику.
“И что теперь делать? Вновь в подвал? Но там сейчас хоть глаз выколи” - нет, я не боюсь темноты, просто не хочу возвращаться в это помещение, где я слишком долго чувствовал себя одиноким. Тянет выйти на крыльцо и смотреть за бушующей стихией, пытаясь представить себя ее частичкой - пусть каплей дождя, который постепенно превратился в ливень или же одной нотой в громыхающем оркестре. Жаль, козырек над крыльцом забыли построить. Приходится просто открыть входную дверь и, прислонившись плечом, наблюдать, как от разгоряченной за день земли поднимается пар, и крохотные капельки рождаются от удара тяжелых струй о бетон.
Сейчас, несмотря на шум стихии, я слышу, как скрипят доски под его ногами, ступающими как всегда мягко и аккуратно, слышу, как он проводит ладонью по перилам, и что он остановился очень близко. Может быть, если бы я смог полностью раствориться в нем, я смог бы услышать, как бьется сейчас его сердце - ускорило ли он оно свой ритм как мое собственное?
- Возьми и всегда держи при себе, - что-то холодное и тяжелое ложиться в ладонь, и когда все вокруг освещается после рождения молнии, мои предположения подтверждаются – это пистолет.
«Зачем?» - вопрос застывает на губах.
- Он заряжен боевыми, - продолжает Николай после затянувшегося молчания, осторожными мягкими движениями убирая пряди волос с шеи. – Пусть будет у тебя.
От кого же он хочет меня защитить? Не от самого себя же. От Кирилла? Скорее всего. Или же от тех невидимых врагов, из-за чьих амбиций я оказался в этом доме.
- Обещай мне, что всегда будешь держать его при себе.
Я хочу сказать «обещаю», но не могу заставить свои губы подчиниться, когда на шее загорается короткий трепетный поцелуй.
- Обещай.
- Обещаю… - шепчу я, когда он отстраняется, расправляя волосы как прежде.
- Хорошо.
«Почему он сейчас уходит?» - отчаянная мысль стучит в висках, мешая вслушиваться в удаляющиеся шаги. Как трудно побороть желание прямо сейчас побежать следом, сказать что-то глупое, спросить о многом, но все же удается, отрезвляя мыслью, что это Гроза навевает такие романтические настроения, не более.
Подставляю ладони под прохладные струи дождя и бросаю в лицо, как делал очень давно – в детстве.
Наверное, мой главный минус в том, что я слишком быстро прощаю людей, запирая горькие воспоминания в глубине души, и мне стоило бы стать более сдержанным и твердым, но если это произойдет, я рискую потерять веру в людей и в красоту мира. Даже самым ужасным существам стоит дать шанс оправдаться, а потом уже доставать оружие.
Лестница сильно скрипит, поэтому нет смысла пытаться таиться. Я уже все решил для себя, теперь очень многое зависит от него. Почти на ощупь я нахожу дорогу до его комнаты, застывая на пороге. Слегка адаптировавшееся зрение выхватывает прямоугольник окна, черные силуэты мебели и фигуру, навзничь лежащую на кровати. Конечно, он видит, что я пришел, да и я здесь не для того, чтобы подглядывать. Подхожу к столу, аккуратно положив пистолет на край – посмотри, я полностью тебе доверяю и добровольно отказываюсь от оружия. Мне кажется, что я дышу и двигаюсь слишком громко, даже несмотря на не прекращающиеся раскаты грома, когда медленно подкрадываюсь к кровати и склоняюсь над ним. Теперь я точно вижу, что он не спит и внимательно наблюдает за моими действиями. Может быть, мне просто показалось или он затаил дыхание.
«Я не знаю что сказать…» - как глупо, непонятно и страшно целовать его первым. Кажется, что его губы прохладные, и он не сразу отвечает на мой порыв. За это время промедления я успеваю ни на шутку испугаться, что совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Но страх постепенно развеивается, уступая место блаженству, которое разливается тяжестью внизу живота. Робко провожу языком по его губам, когда они приоткрываются, и уже он завладевает мной, приподнимаясь на локтях и проводя ладонью по щеке. От этих коротких прикосновений я полностью расслабляюсь, позволяя ему делать все, что он хочет, но он вдруг отстраняется и его теплая ладонь соскальзывает с затылка. Сразу становиться неуютно и холодно, но я продолжаю мысленно повторять одну и ту же фразу:
«Сделай шаг на встречу!»
- Если не хочешь, ты не должен этого делать, - эти его тихие, но твердые слова, как пощечина суровой реальности. Я тут же вскакиваю и делаю несколько торопливых шагов в сторону стола, застывая только тогда, когда холодная поверхность оружия оказывается в руке.
Ну вот и все. Мы поставили все точки над «i». Как же сильно я заблуждался. Идиот! Еще и придумал что-то, искал оправдания, чтобы тебя вот так просто оттолкнули. Может быть он все еще обижен из-за моей холодности? Но он не имеет на это право - я жертва, а не он.
Я злюсь. Я очень сильно злюсь, но стараюсь не делать резких движений, будто бы мне совершенно все равно. Это получается с ужасным трудом, и вместо того, чтобы быстро сбежать, я слишком медленно иду к двери, сжимая пистолет в руках, холод которого следка отрезвляет.
- Саша…
Шаг. Второй. Третий. Еще совсем чуть-чуть, но скрип за спиной и горячие ладони на плечах заставляют остановиться. Столько разных противоречивых чувств, и где взять силы вычленить из них наиболее верные. Нет, я не хочу больше ошибаться. Слишком многого мне стоило просто прийти сюда, а еще большего, чтобы поцеловать, поэтому сейчас я разворачиваюсь и медленно, словно во сне, упираюсь ладонью в его грудь. Вот оно спасительное расстояние – стена из обиды, недоверия, страха быть отвергнутым вновь, которую я сам воздвигаю между нами.
- Уже не хочу, - запоздавший ответ на его слова, вырывающийся из груди тихим свистящим шепотом, но довольно твердый, чтобы он сделал шаг назад.
На меня накатывает внезапная слабость, от которой я с трудом удерживаю оружие в руках и пячусь назад. Но он не преследует меня, позволяя уйти и вероятно понимая, что уже не сможет меня остановить.
Стоило только покинуть комнату, как я ускорил шаг и почти побежал прочь, скорее чтобы оставить всю боль там, где я слишком жестоко ошибся. Немного помогло, но стоило только упасть на диван в «родном» подвале, как она вернулась с удвоенной силой.
«Ну почему я такой идиот?! Всегда делаю одни и те же ошибки!»
Как бы я хотел, чтобы Морфей сжалился и забрал в свое царство, куда закрыт проход эмоциям из реальности, но вместо этого ворочался, тщетно прогоняя горькие мысли:
«Может быть, я зря так вспылил? Ведь он просто предупредил», - я вновь стал оправдывать Николая, хотя очень хотел считать его виноватым.
«Но ведь я САМ пришел! Неужели этого было не достаточно, чтобы принять? Зачем нужны были эти обидные слова?» - зарываюсь лицом в подушку, пытаюсь успокоиться, вдыхая и выдыхая медленно и размеренно.
«Я больше никогда так не ошибусь…»
От звука открывающейся двери я подскакиваю на диване, как загипнотизированный смотрю на темный силуэт.
- Саша? – его голос вновь мягкий и теплый, а от того, как он произносит мое имя, сердце делает невероятный кульбит, грозясь сломать ребра.
- Да… - нужно сказать громко и четко, но получается только шепот.
Каждый шаг отдается глухим ударом сердца, но в этот раз он не медлит и быстро оказывается рядом, порывисто обнимая и прижимая к себе. Он ничего не говорит, но даже в этом молчании, нарушаемом только частым дыханием обоих, я слышу немое, но почти осязаемое «прости».
И я смог раствориться в нем - смог услышать, как ускоряет свой темп его сердце в минуту наивысшего наслаждения, ведь я так сильно об этом мечтал. Но в этот раз ласки были неторопливыми и изучающими. Он позволял мне дарить нежность, отвечая головокружительным теплом и жаркими поцелуями. А я все чаще и чаще ловил себя на мысли, что все стало иначе, что даже мир, погруженный во тьму имеет приятный лиловый оттенок, что думаю и чувствую я теперь по-другому. И будущее воспринимается не таким безрадостным как прежде, что хочется часто-часто с мольбой шептать в приоткрытые губы: «Не отпускай…»
@темы: Шиза, Мальчики, Ориджинал, Творчество
-
-
03.09.2009 в 22:19хочу ромаааааааааааааантикууууууууууууууууу!!!! когда иго уже убьютЪ?
Сааааашенька, бедненький(((
-
-
03.09.2009 в 22:31Написано чудесно,особенно сон с сестрой и собакой,пробрало.
Жду с нетерпением продолжения.
-
-
03.09.2009 в 22:40а романтика будет уже очень скоро ))) я почти над этим работаю
Альвия няяяяя! а мне про сон мой соавтор сказал - какой бред
по-секрету
-
-
03.09.2009 в 22:50читать дальше
-
-
03.09.2009 в 22:56-
-
03.09.2009 в 22:58-
-
03.09.2009 в 23:01-
-
03.09.2009 в 23:06-
-
03.09.2009 в 23:08-
-
03.09.2009 в 23:12-
-
03.09.2009 в 23:12А то жеж так и помереть в кавае и
-
-
03.09.2009 в 23:19Pein_aka_Aizen понял! будем исправляться!
-
-
04.09.2009 в 01:38-
-
05.09.2009 в 22:46судя по тому, что всю романтику и не только пишу я - ну да
-
-
05.09.2009 в 23:05-
-
05.09.2009 в 23:13-
-
06.09.2009 в 21:32или прода или монастырь!
-
-
06.09.2009 в 21:46-
-
07.09.2009 в 22:39Еще очень впечатлила почему-то сценка с сестрой Саши и убитой собакой: несмотря на жестокость - момент глубоко психологический. Такое бывает с маленькими детьми - они еще не четко понимают, что такое хорошо и что плохо, не понимают чужой боли и поэтому могут вести себя порой очень жестоко. А понравилось все это тем, что очень умело потом вплели этот эпизод в сюжет)
-
-
08.09.2009 в 00:27-
-
08.09.2009 в 08:15Альвия так ему тебе так не нравиться Николя?
классная нца... а по моему такой позор на мою голову
ждё продолжения я над ним уже тружусь и меня уже успели поругать
-
-
08.09.2009 в 09:02я над ним уже тружусь и меня уже успели поругать кто?почему?*иди я тебя поглажу*
-
-
08.09.2009 в 09:06ммм,где ты порно углядела? ну я просто впервый раз стала вдаваться в такие подробности
кто?почему?*иди я тебя поглажу* соавтор миня поругал
-
-
08.09.2009 в 09:08-
-
08.09.2009 в 09:10а из за чего? да все из-за того же ((( мине сказали много раз что я ООСю Николя
-
-
08.09.2009 в 09:15-
-
08.09.2009 в 09:21-
-
08.09.2009 в 09:24-
-
08.09.2009 в 09:27-
-
08.09.2009 в 09:42